Рыцари былого и грядущего. Том III

Шёл где-то четвёртый час по полуночи, Божий мир ещё не проснулся, Святая гора пребывала в мягкой полумгле, а он скакал с камня на камень, подобно горному козлу, за секунды преодолевал сложные вертикальные спуски, даже не замечая, что сдирает в кровь ладони и колени. На Каруле лифтов нет, для того, чтобы спустится вниз, по-нормальному требуется несколько часов и то, если хорошо знаешь спуск, он же слетел за полчаса, буквально не помня себя.

Галера никуда не исчезла. Это была самая настоящая средневековая галера, какими их рисуют в книжках. Когда-то ещё мальчишкой, Иоанн очень интересовался историей флота и старательно перерисовывал в свою тетрадку разные старинные корабли из книжек, взятых в библиотеке. Такая галера в его тетрадке тоже была, и сейчас ему показалось, что ожила его детская картинка.

Нет, это не бесовское страхование. Самый отчаянный прагматик на его месте заключил бы, что имеет дело с объектом материального мира. Иоанн провёл рукой по обшивке корпуса, потрогал шляпки кованых гвоздей, вдохнул запах древесины, пропитанной морской солью, и у него набежали слёзы на глаза. Ему захотелось поцеловать влажные доски, так мастерски подогнанные одна к другой. Почему он бороздил просторы Средиземноморья не на этой прекрасной, почти живой галере, а в недрах мёртвой стальной коробки?

Иоанн легко забрался на палубу. Палуба была так чиста, как будто её специально драили к приходу гостя. Впрочем, с уборкой на корабле порою очень хорошо справляются волны – без матросов, а иногда волны убирают и самих матросов, словно мусор. Здесь тоже не было людей, кроме одного. Он лежал посреди палубы на спине, широко раскинув руки и ноги, одетый в белую тунику с красным крестом на левой стороне груди. Иоанн потрогал пульс – живой. Осмотрел тело – никаких явных повреждений, видимо, просто без сознания, скоро очухается.

Спустившись под палубу, Иоанн бегло осмотрел крошечные каюты. Убогие матросские пожитки не очень его заинтересовали, он искал людей, но здесь никого не было. Галера явно была грузовой, но шла порожняком – никаких признаков груза. А вот это, кажется, капитанская каюта – попросторнее и поуютнее, впрочем лишь по сравнению с матросскими кубриками, а так – обычный морской аскетизм. Сердце Иоанна продолжало щемить от ощущения, что это его родной корабль, и он ходил на ракетном катере под югославским флагом лишь по недоразумению, потому что его не приняли на эту галеру, на которой он рад был бы служить простым матросом, забыв о своих офицерских погонах.

В капитанской каюте он увидел на стене небольшую серебряную икону с изображением неизвестного ему святого, судя по тонзуре – католического. Заглянул в небольшой рундук, на дне которого лежали три кинжала и ничего больше. Он сунул кинжалы в вещмешок, с которым никогда не расставался, прихватил так же икону. Здесь больше нечего было делать, он вернулся на палубу.

Моряк лежал всё так же раскинувшись, он и не думал приходить в сознание. Иоанн почувствовал, что отсюда надо быстрее уходить, как с чужого огорода, но моряка ему на себе в пещеру не поднять, никто не смог бы забраться по карульским цепям, имея такую ношу. И здесь его оставить было бы неправильно. Что же делать? Тут он вспомнил о том, что с площадки перед его пещерой всегда спущена вниз верёвка с корзиной, выражавшей робкую надежду на то, что иногда проплывавшие здесь моряки положат туда немного еды. Осмотревшись, он заметил на палубе небольшой конец пенькового каната. Прихватив его, он взял моряка на руки, с большим трудом спустился с галеры и тяжело зашагал с ношей к своей верёвке. Он обвязал моряка канатом так, чтобы удобно было его поднимать, принайтовил конец каната к своей верёвке и пополз обратно к своей пещере, ни о чём не думая.

Когда он поднялся к себе наверх, был где-то шестой час утра – совсем светло. Глянул вниз – галеры уже не было. Может быть её подняло приливом и унесло в море? Так быстро? Но по каким бы причинам не исчезла галера, они были менее удивительны по сравнению с причинами, по которым она здесь появилась. Иоанн не удивился бы тому, что моряка, привязанного верёвкой внизу, тоже больше нет. Но, натянув верёвку, он понял, что тело по-прежнему к ней привязано. Помолившись, он начал с большой осторожностью поднимать гостя из прошлого.

***

Во рту было, как с тяжёлого похмелья. Однажды в молодости он выпил очень много вина, и по утру было так гадко, что с тех пор он никогда не выпивал больше одной кружки. На галере вина вообще не держали, море пьяных не любит, так почему же он тогда чувствует себя, словно с большого перепоя? И как-то очень уж всё под ним устойчиво, неподвижно – неприятно, непривычно, плохо. Капитан Бернар открыл глаза и убедился, что лежит на камне. К счастью, море шумело неподалёку.