Рыцари круглого стола

Король. Интересно, что на это скажут наши святоши и наш поэт. Они вечно тут как тут, следят за мной, как сговорились. Они меня обожают, Мерлин, но им не по душе, что я смеюсь и живу весело. Право, у меня слишком серьезные дети, а перед супругой я прямо-таки робею.

Мерлин. Королева — святая.

Король. Верно. Королева святая, зато я не святой, и мои нововведения ей не нравятся. (Зовет.) Бландина! Гиневра!

Бландина(из-за кулис). Да, отец.

Король(Мерлину). Вот видите. (Громко.) Попроси мать и брата прийти сюда, и сама с ними приходи.

Бландина(из-за кулис). Хорошо, отец.

Лже-Гавейн. Мне, может быть, лучше удалиться.

Король. Останься!

Дверь в глубине открывается. Входит королева с сыном и дочерью. Они приближаются, отходят вправо и стоят там, потупясь. У Саграмура на тунике посреди груди кровавое пятно от неисцелимой раны. Мерлин низко кланяется. Вошедшие стоят неподвижно.

Королева. Вы звали меня, сир?

Король. Гиневра, и ты, Бландина, и ты, Саграмур, я хотел посоветоваться с вами по поводу новой моды, которую думает завести наш любезный племянник. Подойди, Гавейн. Что скажете о его парадном одеянии? (Королева и дети одновременно взглядывают на него и снова опускают глаза. Молчание.) Так я и думал. Наши праведницы и наш поэт не одобряют.

Королева. Сир, так Ваше Величество пригласили нас для того, чтоб посмотреть на Гавейна без штанов?

Король. Наше Величество от души забавляется вашим смущением.

Лже-Гавейн(в ярости). Или на меня так уж противно смотреть, Бландина, что вы брезгливо отворачиваетесь?

Саграмур. Ты, может быть, и представил моему отцу какие-то благовидные объяснения, но твое одеяние тем не менее остается неприличным.

Лже-Гавейн. Неприличным! Ты еще будешь подражать мне, Саграмур, и дашь свободу своим членам, когда мне вздумается облечь свои в роскошные ткани. Таковы пути моды и глупцов, которые ей следуют.

Король. Он страстный охотник, душа моя, и берет за образец одежду псарей…

Лже-Гавейн(агрессивно). Которые выглядят во сто раз благородней, чем вельможи, приятные вашему взору и маскирующие свои изъяны.

Бландина. Не в моих правилах разглядывать слуг.

Лже-Гавейн. Животных вы разглядываете, а на юность, которая служит вам и разбивается в лепешку для вашего удовольствия, отвратительная гордыня не позволяет вам поднять глаза.

Бландина. Гавейн!

Саграмур. Это уж слишком!

Король. Эй! Эй! Обезьянка! Знай меру. Есть такие веши, которые королям не подобает слышать, и ты поставишь меня в неловкое положение, если скажешь что-нибудь подобное.

Мерлин(ущипнув Лже-Гавейна). Он пошутил.

Лже-Гавейн(с яростью). Я не шучу!

Король. Моя невинная шутка перерастает в ссору. Тихо, тихо. Помолчи, Гавейн. В такой день я не потерплю споров.

Лже-Гавейн. Вообще-то я ухожу.

Король. Насилу разыскал его, и вот уже ускользает!

Саграмур. Мы с Бландиной рассчитывали на его помощь, чтоб украсить замок к празднику.

Лже-Гавейн. Сами занимайтесь этой работой служанок. Там ослепляют птиц для охоты, и я ни за что не пропущу такую операцию.

Бландина. Какая гадость!

Король. Ты меня заинтересовал с этими птицами. Я пойду с тобой.

Лже-Гавейн(замявшись). Так ведь…

Мерлин. Гавейн не осмеливается сказать, что Вашему Величеству, пожалуй, не место на псарне, среди слуг.

Король. Будь проклята должность патриарха! Мне не положено развлекаться. Мне не дают развлекаться.

Лже-Гавейн. Дядюшка!

Король. Увы! Увы! Я пройду с тобой полпути. (Мерлину.) Пойдемте, дорогой министр: вы силком уведете меня обратно и заставите заниматься скучнейшими делами королевства. (Обший поклон королеве, Бландине и Саграмуру.) И устройте нам триумфальную арку покрасивее, сплетите цветочные гирлянды попышнее к прибытию неизвестного рыцаря.

Бландина. Но, отец мой… В Камелоте больше не растут цветы.

Король. Правда. Правда. Ну придумайте что-нибудь такое из бумаги вместо цветов. Вкус у вас есть, так что за это я спокоен.

Артур и Мерлин выходят. Мерлин, прежде чем скрыться, долго раскланивается перед королевой. Левая дверь закрывается.

Бландина. Матушка! Матушка! Это ужасно!

Королева. Умоляю тебя, Бландина, не нервничай так.

Саграмур. Она вправе нервничать. Я еле сдерживался, чтоб не влепить ему пощечину.