Рыцари круглого стола

Королева. Сумасшедшими друг от друга. Ты теперь образумился; я осталась сумасшедшей. Именно это я хотела сказать.

Ланселот. А я, я обожаю тебя, но мне претит страсть, которая слепа, глуха и упрямо не желает видеть то, что есть. Да, ты сумасшедшая! Сумасшедшая, которая ополчается на себя, на меня, на нас и обвиняет меня в нелюбви.

Королева. Мы были счастливы.

Ланселот. Мы хотели быть счастливы вопреки всему, и нам это удавалось, и наша грешная жизнь была жизнью этого замка. Но отдаешь ли ты себе отчет, как зловеще все изменилось? Замок больше не живет, он спит. Замок спит наяву, и мы — его сновидения. Жизнь умерла, умерла, умерла. И напрасно солнце нашей любви обманывает тебя. Жизнь умерла вокруг нас и, может быть, из-за нас.

Королева. Ланселот! Ланселот! Ты втайне мучился, держа себя в узде, все эти два года, которые мне казались сладостными, потому что ты оставался здесь вместо того, чтобы искать приключений. Первые спокойные годы с рождения Саграмура. Тебе хотелось бы стряхнуть ярмо любви, от которой ты устал, и снова покинуть меня, и странствовать по свету.

Ланселот. Для нашей любви это было бы лучше. Да, в самом деле, я последовал бы примеру моих товарищей, если бы встреченные ими дамы не превращались в гиен, рыцари — в пустые доспехи, а крепостные стены не исчезали бы с рассветом.

Королева. Это все Грааль!

Ланселот. Грааль! Грааль! Опять Грааль! Я ожидал этих слов. Нет, я отказываюсь все, что происходит необъяснимого, приписывать Граалю. Это слишком удобно. Его тайна служит прикрытием другим делам, куда менее сверхъестественным, и это я сумею прояснить.

Королева. Ты кощунствуешь. (Крестится.)

Ланселот. Я не кощунствую. В замке Корбеник хранится чаша, в которую Иосиф Аримафейский собрал Кровь Христову, и чаша эта обладает чудотворной, а подчас разрушительной силой. Вот что такое Грааль. Враг может сколько угодно путать карты. Почему Грааль эти последние два года перестал дарить Британии благоденствие? По- чему Грааль стал пугалом? Хоть один из нас задался вопросом, его ли действия были истинной причиной этой перемены? Хоть один из нас попробовал жить по-другому? Хоть один из нас позаботился выяснить, не он ли в ответе за это бедствие?

Королева. Любовь, насколько мне известно, никогда не бывает от дьявола.

Ланселот. Наша любовь от Бога, в этом я уверен. Но она таится и лжет. Саграмур — сын нашей вины. Он считал себя непорочным, наш поэт, и правильно считал. Удар копьем на гибельном сиденье — наших рук дело, и метил он в супружескую измену. Ты знаешь это не хуже меня.

Королева. Не надо, я не могу об этом думать, Ланселот.

Ланселот. В чем я тебя и упрекаю.

Королева. Любимый…

Ланселот. Именно потому, что я тебя люблю, я хочу, чтоб ты смотрела правде в глаза. Мы обманываем самого простодушного из людей, человека, под чьим кровом я живу, моего друга, моего короля. Бывает, меня мучает мысль — неужели он не заслужил, чтоб я преклонил перед ним колени, признался в нашей беде и молил его о совете и прошении.

Королева. Это безумие!

Ланселот. Безумие менее безумное, чем то, в котором мы пребываем. У меня нет привилегии женщин — придумывать себе такое счастье, какое им хочется. Мне нужны настоящее счастье, настоящая любовь, настоящий замок, настоящая страна, где солнце чередуется с луной, где времена года сменяются, как им положено, где настоящие деревья приносят настоящие плоды, где в реках настоящие рыбы, а в небе — настоящие птицы, где настоящий снег сходит, открывая настоящие цветы, где все настоящее, настоящее, настоящее, взаправдашнее. Хватит с меня этого тусклого света, этих бесплодных земель, где нет ни дня, ни ночи, где выживают лишь хищные звери и птицы, где больше не действуют законы природы.

Королева. Мое солнце — настоящее, и я ношу его в себе, Ланселот.

Ланселот. Я еще не знаю, с кем борюсь, но я вступаю в борьбу. Я призываю к ответу неведомое.

Королева. Что я могу тебе ответить? Там, где есть ты, я не могу тосковать.

Ланселот. Но взгляни, какие лица у Бландины и Саграмура! Их возраст отражает истину мира. Они разучились улыбаться.

Королева. Саграмур страдает от своего поражения, от раны… а Бландина — из-за Гавейна.

Ланселот. Постой, Гиневра; скажи-ка, не сделала ли тебя эта великая любовь немного эгоисткой? Спроси себя. Первая жертва — Саграмур; вторая — Бландина. Не ты ли по совету Мерлина поощряла это Артурово увлечение, делающее из него посмешище и вызывающее пересуды челяди?

Королева. Я просто хотела… развлечь Артура… отвести его внимание от нас…

Ланселот. И довести до отчаяния Бландину. Если бы племянник не добился такого успеха у дяди, ты, полагаю, пустила бы в ход какую-нибудь любовницу.

Королева(смеясь). Должна признать, я предпочитаю нашего любезного племянника.