Рыцари плащаницы

— Признаю свою вину и приношу извинения, — приложил руку к груди Козма. — Но теперь уж не поправить. К тому же есть большие сомнения, что без того выстрела нас оставили б в покое… Лучше о другом. Раз приходится сражаться плечом к плечу, мы, считаю, должны быть товарищами, а не слугами. Так легче сражаться и больше шансов выжить.

Роджер подумал и согласно кивнул.

— Так зачем ты нанял нас, рыцарь? Ведь неподалеку от Иерусалима тебя ждал Сеиф?

— К месту встречи надо было доехать. Двое всадников — легкая добыча для разбойников, четверо рыцарей — серьезная сила.

— Только из-за этого?

Роджер опустил глаза.

— Я говорил тебе о преданности туркополов, — нехотя сказал он. — Это правда. Но времена изменились. Королевства франков не стало, исчезли и его законы, а также кутюмы — древние обычаи. Сеиф не станет нарушать клятвы, данной на Коране, но у него мог возникнуть соблазн освободиться от нее. На скользкой горной дороге конь сеньора может поскользнуться и упасть в пропасть вместе с всадником. Или на спящих под скалой христиан скатится камень… Мысль такая могла придти в голову туркополу, когда с ним и его всадниками будет лишь сеньор с оруженосцем. Четверо вооруженных христиан отбивают охоту так думать. После битвы с отрядом Селима я убедился в своей правоте: Сеиф не слишком спешил нам на помощь. Прежде так не было.

— Почему ты сразу не привел христиан с собой?

— Некого было…

Роджер поднял взор, и Козма невольно поежился, увидев глубокую тоску в повлажневших глазах рыцаря.

— Все мои люди погибли под Тивериадой, — медленно сказал Роджер. — Понимаешь, чужеземец, все! Ги и туркополы уцелели, потому что остались охранять замок. Сейчас там всего три воина. Чтобы взять замок приступом, сегодня не нужно его осаждать. Достаточно приставить лестницы к стенам… Полгода назад я повел в бой пятьдесят конных рыцарей и две сотни пеших воинов, а сейчас считаю своих людей по одному. Я не мог взять Сеифа в Иерусалим, потому что его хорошо знают сарацины. Кроме того… Мне нужен был там христианин…

— Мы назвали тебе свои имена, — сказал Козма. — Они настоящие. Но ты ведь не д'Оберон?

— Как ты догадался?

— Ты не похож на человека, который сдает сарацинам замок без боя.

— Это так, — согласился рыцарь. — Но меня и в самом деле зовут Роджер. Это настоящее имя, данное мне при крещении.

— А где настоящий д'Оберон?

— Его нет.

— Уехал? И отдал тебе фирман добровольно?

— В замке д'Оберона, когда к нему приступили сарацины, было двое моих братьев, — ответил Роджер после раздумья. — Они были против сдачи и горячо уговаривали воинов стоять на стенах до последнего. Тогда д`Оберон велел связать их, а после передал сарацинам. И те отрезали рыцарям головы. Медленно, ножом, чтобы все видели и ужаснулись…

— Дальше! — сдавленно попросил Козма.

— Я перехватил д`Оберона на пути в Акру. Его люди не стали сражаться — они поняли, что доблесть в Леванте больше не в чести. Барон требовал суда ассизы, но я говорил тебе, чужеземец, что если нет королевства, то нет и законов. Тогда он стал настаивать на божьем суде, предлагал мне сразиться, рассчитывая на свою молодость и силу. Я ответил, что нельзя давать меч в руки Иуде, против этого вопиет все Святое Писание. Туркополы связали его и повесили на придорожном дереве. А я забрал фирман… Что еще ты хочешь знать, чужеземец?

— Мы возьмем воинов?

— Почему ты так настойчив?

— Мне будет спокойнее, когда за спиной будет не семь, а сорок всадников.

— Кони, оружие и одежда принадлежат Сеифу и его людям. Я не могу отобрать то, что сам отдал — это против чести. Снаряжение можно выкупить у туркополов, но этих денег, — Роджер коснулся кучки монет, — слишком мало. У меня же осталось пять безантов.

Козма молча достал из-за пояса кожаный кошель и высыпал на стол горсть серебра и золота. Роджер изумленно посмотрел на него.

— Были у Селима, с которым ты так вежливо говорил на дороге, — пояснил Козма. — Мой друг посчитал, что добыча принадлежит тому, кто убил врага.

— Вот еще! — Иоаким достал свой кошель и выложил на стол золотой и серебряный браслеты и несколько золотых монет. — Это было у сотника, которого уложили под башней. Я посчитал, что ты был слишком щедр по отношению к туркополам… Прости, если ошибся.

— Сеиф может посчитать, что и этого мало, — хрипло сказал Роджер.

— Думаю, он согласится, — сказал Козма, вставая. — Трудно отказаться от денег, когда они лежат на столе. Я поговорю с ним сам…

* * *

Стрела свистнула и вонзилась в склон в шаге от пшеничного снопа, привязанного к вбитому в землю колу. Лучник, молодой франк в драной одежде, смущенно потупился.

— Проклятый сарацинский лук!

— Это хороший турецкий лук! — возразил Роджер, забирая у него оружие. — Снаружи он проклеен сухожилиями, изнутри — рогом. Поэтому стрела из него летит дальше, чем из тисового и бьет сильней. Нужно только приловчиться. Смотри!

Он наложил пятку стрелы на тетиву, быстро натянул ее. Отпустил. Тяжелый трехгранный наконечник попал в центр мишени, расщепив кол так, что оперение стрелы скрылось в соломе.