Рыцари плащаницы

Бальи не ответил, но по его лицу было видно, что Иоаким угадал.

— Господин! — упал на колени перед Роджером не прошедший испытания стрелок. — У нас с ней любовь. Я просил его, — он указал на бальи, — отдать Марию за меня, но он не хочет!

— Нашелся жених! — хмыкнул грек.

— Он молод, красив, здоров, — сказал Роджер. — Чем плох?

— Нищий! Даже одежды хорошей нет! К венцу не в чем идти!

— А если я дам ему коня и одежду? — спросил Роджер.

Бальи задумался. Было видно, что он колеблется.

— Это подарок жениху от меня!

Иоаким поднял рукав и снял с запястья золотой браслет.

Бальи согласно кивнул.

Брюнет кинулся целовать руки Роджеру и Иоакиму. Затем побежал наверх за конем и одеждой.

— Щедрая у тебя душа! — сказал Козма Иоакиму.

— Жаль стало парня, — ответил он. — Отодрали бы его здесь, как сидорову козу. За любовь бить нельзя! Пойдем!

Новообретенные оруженосцы, Гуго и Бруно, послушно двинулись следом за друзьями. У порога небольшого домика, сложенного из грубо отесанных каменных блоков, Козма с Иоакимом оставили их держать лошадей, а сами вошли внутрь.

…Ги спал, вытянувшись на застеленном домашним покрывалом ложе. Козма омыл руки в чаше, поднесенной Стеллой (в селении она вновь переоделась в женское платье), вытер их тряпицей, подошел и потрогал лоб юноши. От прикосновения холодной ладони, Ги пробудился и попытался сесть. Козма легко придавил его обратно к постели.

— Жар есть, но небольшой, — удовлетворенно сказал Козма. — Сейчас посмотрим руку.

Он размотал повязку на культе, осмотрел рану. Удовлетворенно кивнул. Стелла поднесла ему другую чашу, с уксусом, Козма смочил в нем тряпицу и обтер обрубок. Затем забинтовал его снова.

— Он сегодня оправлялся? — спросил Стеллу.

Та кивнула.

— А где горшок?

— Вынесла.

— Зря. Как там было? Не жидко?

— Как обычно.

— Пахло как?

— Тоже как обычно.

— Это хорошо, — довольно заключил Козма и подмигнул Ги: — Через неделю-другую заживет совсем, будешь здоров!

Ги не ответил. Закрыл глаза.

— Что это он? — спросил Иоаким у Стеллы.

— Переживает, что без руки остался.

— Пусть скажет спасибо, что жив, — хмыкнул Козма. — Лечишь их, понимаешь, стараешься, а они…

— Зачем жить такому? — дрогнувшим голосом отозвался Ги.

— Очень даже есть зачем, — наставительно сказал Козма. — Правая рука у тебя осталась, можно писать, креститься, можно чару поднять и женщину приласкать, — он подмигнул Стелле, та покраснела и отвернулась. — Что еще человеку для счастья надо?

— Я воин!

— В земле англов был один флотоводец по имени Нельсон, — сказал Козма. — В морском сражении он потерял руку и глаз. Но продолжал водить корабли. Однажды он направил свои суда против врага, у которого кораблей было много больше. Нельсон выиграл это сражение, хотя в битве погиб. Англы поставили в память о нем большую колонну посреди площади, он самый знаменитый флотоводец этой земли. А ведь тоже мог сказать, что жить ему незачем… Голова воину дана не только для того, чтобы шлем носить. Орудовать мечом да копьем могут многие, а вот думать… У тебя, Ги, сейчас есть такая возможность!

Козма встал и пошел к выходу. Иоаким и Стелла направились следом.

— Правда, что господин оставляет нас здесь? — спросила Стелла, заглядывая Козме в глаза.

— Куда ж его везти такого! — ответил вместо него Иоаким, указывая на дом.

— Вдруг сарацины?

— Сарацинам не нужен раб без руки, — пожал плечами Козма. — Не тронут. Ги поправится и догонит нас.

— А я? — сердито сказала Стелла.

— Кто знает, что ты убивала сарацин? Обычная девушка в селении. Вокруг такие же греки.

— Я лонгобардка по отцу и армянка по матери! Я хочу с вами!

— Нехорошо девушке с мужчинами, — терпеливо стал объяснять Козма. — Нас теперь много, люд пришлый, от послушания отвык, всякое может выйти. Здесь они себя показали дурно… Да и за Ги следует присмотреть.

— Есть кому за ним смотреть! — крикнула Стелла и, всхлипнув, убежала в дом.

— Это ты уговорил Роджера оставить ее здесь? — спросил Иоаким, когда они садились в седло.

— Так лучше, — хмуро ответил Козма.

— Кто знает наперед, как лучше, — сказал Иоаким. — Не останется здесь Стелла. Или плохо знаю женщин!

Он тронул бока коня каблуками и поскакал по узкой улице, с гиканьем махая плетью над головой.

8

Дервиш в грязной рубахе до колен ковылял к воротам Аскалона, тяжело опираясь на толстую папку. Нечесаные космы седых волос торчали из-под тряпки, отдаленно напоминающей чалму; свисающим концом ее старик время от времени вытирал лицо, размазывая по нему грязь и пыль.

— Что-то зачастил, — лениво сказал один из стражников, скуки ради наблюдая за вихляющей походкой дервиша. — Два дня тому его видел. Повадился…

— Где ж ему за городом прокормиться? — набожно ответил напарник. — Селяне разбежались или попрятались, другие в город перебрались. Здесь спокойней и сытнее. Путь проходит, божий человек.

— Пусть! — согласился первый стражник и оскалил зубы: — С нас не убудет!

Дервиш словно услыхал разговор. Проходя мимо, тряхнул посохом, с навешенными на него колокольчиками и несколько раз повернулся волчком.

— Алла акбар! — выкрикнул хрипло.

— Алла акбар! — послушно отозвались стражники.