Рыцари плащаницы

Время шло, а Сеифа все не было. Козма с Иоакимом, а следом и туркополы все чаще оглядывались на темный проем ущелья. Только Роджер сидел неподвижно в седле. Волноваться стали и в сотне сарацинов. Вскоре от темной массы отделился всадник и поскакал к пленникам. Это был все тот же молодой воин в синей чалме.

— Мой господин спрашивает, — прокричал он, подскакав. — Скоро ли вернутся твои воины? Или нам больше не ждать?

— Передай, что золото привезут обязательно! — ответил Роджер, с удовольствием отметив, как округлились глаза воина при слове «золото». — Осталась недолго.

Гонец ускакал, что-то выкрикивая на скаку, по сотне сарацинов пробежал громкий ропот.

— Ты ведь ничего не сказал своим мамлюкам про казну, евнух! — довольно пробормотал Роджер. — Пусть знают! Теперь они будут следить не за нами…

Сеиф с туркополом появились, когда красный диск солнца был на полпути к западу. Каждый вел на поводе лошадь, навьюченную большими кожаными мешками. Даже издалека было видно, как тяжело коням нести груз. Завидев туркополов, сарацины зароптали еще громче, строй их сразу сломался. Всадники, сначала медленнее, затем все быстрее потянулись к центру круга, где стояли пленники. Заметив это, Сеиф подхлестнул вьючных коней, направив их вперед — подальше от Роджера и его воинов.

Рыцарь выкрикнул команду, и пленники повернули к ущелью. Они ехали шагом, опустив копья и не касаясь оружия — так, как едут люди, выполнившие поставленное им условие и не ждущие нападения. Никто и не напал. Сарацины, сторожившие проход, проскакали мимом, напряженно глядя вперед — туда, где сотня сбивалась в толпу. Как только последний из воинов Ярукташа миновал маленький отряд, Роджер дал шпоры жеребцу.

Они были уже у самого входа в ущелье, когда позади раздался яростный вопль обманутых.

— Живо! — закричал Роджер, нахлестывая коня. — Не отставать!

Десяток всадников бешено ворвался в проход между двумя скалами, копыта коней застучали по каменному дну ущелья. Скалы сменились пологими склонами, поросшими кустами и старыми масличными деревьями: когда-то здесь собирали урожай, ущелье так и называлось — Масличное. Впереди показался строй воинов, перегородивших щитами узкую дорогу. Козма, скакавший рядом с Роджером, зашарил взглядом по склонам. И сразу заметил лучников. Некоторые из них таились за деревьями, другие прятались за большими камнями; но почти все были ясно различимы снизу в своих ярких сарацинских одеждах поверх кольчуг.

Пехотинцы расступились, пропустив всадников за спины, беглецы осадили коней и развернулись. Козма тут же указал Роджеру на стрелков.

— Здесь негде спрятаться! — отмахнулся тот. — Да и не зачем. Сарацины, увидев нас, перестанут глазеть по сторонам. Но ты прав, не помешает, — рыцарь поднялся на стременах и закричал страшным голосом: — Лучникам на склонах лечь и затаиться! Стрелять после нас!

Роджер хотел было еще что-то сказать, но грохот четырех сотен копыт, попиравших камни ущелья, прервал его речь. Сотня Ярукташа ворвалась в проход между скалами и понеслась навстречу перегородившей ей дорогу горстке беглецов. Пехотинцы перед рыцарем загородились щитами и выставили копья. Козма поднял арбалет, рядом заскрипели тетивы турецких луков.

При виде готовых к бою врагов, передовые сарацины закричали. Сотня подхватила клич. Конная лавина, ощетинившись копьями, вопя и гремя копытами, неслась прямо на кучку воинов, преградивших ей путь, и, казалось, в одно мгновение сметет эту жалкую преграду, разметает ее по сторонам, растопчет, размажет, вобьет в дорожный камень — и следа не останется…

Роджер поднял руку. Щелкнули тетивы турецких луков — кони передних всадников, получив стрелы в грудь, пали на колени. Переворачиваясь через голову в стремительном движении, они сбрасывали седоков, подминали их тяжелыми крупами; в горячке пытаясь встать, топтали копытами. Тетивы щелкнули еще, затем еще… Кони ржали, падали, вставали на дыбы, бились в судорогах… Барьер из мертвых и бьющихся в агонии конских тел мгновенно преградил дорогу атакующей лавине; уткнувшись в нее, она замерла, волнуясь и крича. Роджер, срывая голос, проорал команду, и лучники на склонах принялись за работу. С тридцати, сорока шагов (некоторые в азарте подходили и ближе) они били в незакрытые доспехами спины сарацин. Тяжелые, трехгранные наконечники стрел рвали кольчуги, пронзали тела насквозь — до панцирей, ребер, грудных костей; выходили наружу — острые, безжалостные, вволю напившиеся человеческой крови… Стон и крик пронесся над избиваемым войском; стоны и крики раненых и умирающих мешались с криками ярости и отчаяния живых.