Для старых борцов, как до сих пор называют себя старые члены национал-социалистской партии, Анрих был большим авторитетом. Уже в 1930 году он был известен как активный национал-социалист. Он состоял членом боннской группы нацистского немецкого студенческого союза и был введен в состав имперского руководства студенческого союза в качестве ответственного за учебную работу. С 1937 года по поручению имперского руководства студенческого союза и не без личного усердия, которое было отмечено, он стремился превратить немецкие университеты в «национал-социалистские высшие учебные заведения» и «духовно охватить и дисциплинировать немецкое студенчество». В 1941 году по рекомендации Гитлера он получил кафедру новейшей истории в Страсбургском университете и одновременно являлся фюрером в нацистском союзе доцентов в Бадене. Его перу принадлежали работы по идеологии нацизма и милитаризма, в том числе «Три очерка о национал-социалистском мировоззрении».
Анрих выступил с трибуны съезда с докладом, в котором высокопарно и запутанно изложил расистские бредни своего духовного отца национал-социалистского идеолога Альфреда Розенберга. В официальных кругах НДП этот доклад был назван «духовной базой молодой партии, на которой зиждется национал-демократическая политика». В зарубежной печати он был назван сгустком предрассудков, страстей и злобы.
Самозабвенно воспевал Эрнст Анрих с трибуны съезда расизм как здоровую теорию нашего времени.
— Изучая историю, становится видно, — утверждал он, — как приходили в движение группы рас в результате их роста и больших геологических потрясений, как расы сталкивались друг с другом, боролись друг против друга, сливались друг с другом… затем вновь отделялись друг от друга на определенных пространствах и как через некоторое время после такого распада вдруг снова начинала расти совершенно определенная сила…
Человек с момента своего появления на свет подчинен государству. Государство выше человека, оно тотально и абсолютно. Но ему грозит распад, если смешение рас в народе превышает допустимый уровень…
Далеко не все в зале могли понять эти претенциозные бредни. Большинство сонно кивало оратору или же, удалившись в соседнее помещение, запивало его проповеди душистым пивом. Но было немало и тех, кто рукоплескал Анриху, воспевавшему необходимость чистоты германской расы, которой угрожает нашествие гастарбайтер.
Анриха провожали с трибуны долгими, продолжительными аплодисментами. Серая филистерская посредственность, сидевшая в зале, торжествовала: у них был свой глашатай арийского превосходства. Доктор философии, сподвижник Розенберга, он взял на себя нелегкую, но достойную своей партии задачу продолжить «миф XX века» 33
.В перерыве между заседаниями съезда Рихард Грифе встретился с Паулем Миндерманом. Они отошли в укромное место, подальше от шумной толпы самодовольных делегатов.
— Какие новости? — спросил Грифе.
— Молчит, — коротко ответил Миндерман.
— Неужели ничего нельзя сделать? — недовольно пробурчал Грифе. — У меня такое впечатление, что этим делом занимаются приготовишки из гимназии.
— Нет, загвоздка не в них. Они делают все, что могут. На этих ребят можно положиться, они прошли отличную выучку: один из них был даже в Катанге в отряде белых наемников. Они испробовали все, что возможно. Ему не дают спать, постоянные допросы, он едва держится на ногах, но отказывается подписать заявление о раскаянии. Ребята жалуются, что у них связаны руки: им бы хотелось применить средства поэффективнее.
— Нет, только без крайностей. Мы уже говорили на эту тему: нам нужна не жертва, а сдавшийся в плен. Неужели нельзя ничего сделать? Просто не верится. Представляете, какой бы это был подарок съезду партии, если бы в печати было опубликовано его раскаяние? Передайте им, пусть попытаются сделать все, что можно. Но только не должно быть никакой связи между нашей партией и этой группой.
— Да, господин Грифе, это альфа и омега всей истории. Кроме того, это действительно так: Круг защитников родного края не входит в НДП. Они пустились в эту аферу по собственной инициативе: мы об этом ничего не знаем.
Пауль Миндерман скорчил ханжескую рожу и потупил нагловатый взор.
— А как ведет себя его дружок Вебер? — спросил Грифе.
— Вебер развил активные поиски, заявил в полицию об исчезновении Биркнера. Но поскольку его машину перегнали в другой город, полиция не может найти концов.
— Я слышал, что у Вебера довольно боязливая жена. Направьте ей пару писем с рассказом о том, как поступают с предателями родины. Пусть она устроит своему благоверному «веселую жизнь».
— Слушаюсь, господин Грифе.
Миндерман даже щелкнул каблуками. Они разошлись. Грифе направился в зал. Он увидел толпу шумевших делегатов и подошел, чтобы выяснить, в чем дело. Один из распорядителей по залу подошел к нему и доложил обстановку.