Рыцари свастики

Оказалось, что в перерыве один из делегатов снял свой пиджак и повесил его на спинку свободного стула: в переполненном помещении было довольно душно. При этом отогнулся отворот пиджака, на котором был приколот прямоугольный значок НДП и с внутренней стороны стал виден круглый значок НСДАП со свастикой в центре.

Репортер журнала «Шпигель» заметил это и сделал моментальный снимок, прежде чем распорядители зала бросились к нему. Репортер исчез, отобрать фотоаппарат у него не удалось.

— Где этот болван? — зашипел, как гусак, Грифе.

— Его уже вызвал к себе Тилен, — ответил распорядитель.

Грифе выругался и отправился на розыски фон Таддена. Он нашел его у открытого окна, через которое Тадден наблюдал за демонстрацией у здания «Шварцвальдхалле».

Плотная масса людей (пресса писала на следующий день, что в демонстрации приняло участие около 20 тысяч человек) стояла напротив главного входа в «Шварцвальдхалле». Среди демонстрантов было много студентов, рабочей молодежи. Некоторые профсоюзы выделили пикетчиков, которые приехали организованно на автобусах. Демонстранты держали плакаты, скандировали лозунги. Грифе мог прочесть: «Нацистов — вон!», «Помните о 1933-м!», «НДП действует в духе Гитлера», «Национализм — отец войны!»

Полицейские устроили живое заграждение между демонстрантами и зданием. Грифе знал, что среди полицейских были свои люди, которые не допустят, чтобы рабочим и студентам удалось помешать работе съезда. Но на всякий случай лидеры НДП предприняли и свои меры. Были сформированы специальные группы членов НДП, которые находились сейчас среди демонстрантов. В их задачу входило распускать самые дикие слухи, чтобы сбить с толку участников протеста против съезда НДП, провоцировать их на выпады против полиции, чтобы вызвать стычки между демонстрантами и полицейскими. Члены НДП, засланные в тыл, получили задание также брать на заметку наиболее активных «крикунов» и при благоприятном стечении обстоятельств не останавливаться перед физической расправой с таковыми.

Председатель НДП Фридрих Тилен в своем выступлении на съезде с особой злобой накинулся на те профсоюзы, которые призвали провести митинги и демонстрации протеста против съезда партии. Он изображал НДП как жертву разнузданных сил произвола.

— То, как мы далеки от демократии, — буквально задыхался он от злобы на трибуне, — показывает реакция якобы стоящих над партиями профсоюзов, в частности Объединения немецких профсоюзов и Немецкого профсоюза служащих. ОНП, где большинство составляют сторонники настоящей классовой борьбы, призывает своих членов к открытому террору.

Тилен, прошедший школу сотрудничества с ХДС — ХСС, открыто хваставший своими связями с Эрхардом, знал, на что бил. Всякое упоминание о классовой борьбе вызывало приступ бешенства в правящих кругах. Занося себя в число жертв классовой борьбы, лидеры НДП рассчитывали на поддержку власть имущих.

События доказали, что он поставил на верную лошадь. Несмотря на решительные протесты профсоюзных, студенческих и других общественных организаций против неонацистского сборища, официальные власти и пальцем не пошевелили против НДП. Наоборот, они взяли под полицейскую защиту от протестующей общественности. Чувствуя полную безнаказанность и попустительство властей, наиболее агрессивные экстремистские круги НДП совершенно обнаглели.

…Роланд вначале собирался остаться в Гейдельберге. Он даже был рад, что Леопольд фон Гравенау вместе с компанией уехал на съезд НДП в Карлсруэ. «Наконец-то побуду один, как следует засяду за книги. Никто мешать не будет», — думал Роланд. Два дня он действительно усердно занимался и не вылезал из своей комнатки. Даже фрау Блюменфельд со своим штруделем не смогла совратить его. Он не отрывался от книг. Правда, фрау Блюменфельд тоже не из тех, кто легко сдается. 17 июня она постучала к нему в дверь как-то особенно торжественно. Когда она вошла, Роланд поразился перемене в ней. Она была одета в коричневую юбку, белую хлопчатобумажную блузку с короткими рукавами. Волосы были туго стянуты узлом на голове так, как носили многие девушки в тридцатые годы. Вид был у нее подтянутый, свежий, как будто она только что с праздничного парада. Щеки горели ярким румянцем, в глазах — возбужденный блеск. И если бы Роланд не знал ее прежде, он никогда бы не дал ей больше тридцати пяти. «Так вот и берут нас эти вдовушки», — подумал он. Но вслух сказал:

— Как вы сегодня ослепительно торжественны, фрау Блюменфельд.

Она изобразила смущение на лице и сказала голосом, каким обычно плохонькие провинциальные актрисы говорят в поворотных пунктах своей судьбы:

— Поздравьте меня, господин Хильдебрандт. Я сегодня вступила в члены НДП.

— Как сегодня вступили? Они ведь все уехали в Карлсруэ! — почему-то наивно воскликнул удивленный Роланд.

— Как это все? — обиделась за свою новую организацию фрау Блюменфельд. — Первичная организация (она имела в виду хромого парикмахера Хундмайера, казначея местной НДП) на месте.

Роланд понял свою бестактность и, чтобы исправиться, стал горячо поздравлять фрау Блюменфельд с новой эрой в ее жизни.