Рыцари свастики

Рыжему, видимо, надоело валять дурака. Он сел на стул напротив Биркнера, так что спинка стула оказалась впереди. Положил руки на спинку и, упершись подбородком, уставился в лицо Вальтера. Узкие щелочки его глаз, злых и жестоких, были похожи на микроамбразуры. Казалось, еще секунда — и оттуда грянет залп.

— Я думаю, господин Биркнер, нам следует перейти к делу, — заговорил рыжий. — Прежде всего нам надо представиться друг другу, как это принято в обществе. Вас мы знаем. Что касается нас, мы являемся членами Кружка защитников родного края. Организация сугубо добровольная и независимая. Мы стоим вне НДП. Хотя должен признаться, мы с одобрением относимся к ее деятельности, поскольку она больше других радеет за наши национальные интересы. Документ, который вы только что так внимательно изучали, — свидетельство нашего интереса к деятельности НДП.

«К чему это он так темнит и отрицает связь с национал-демократами?» — силился понять Вальтер.

— Мы, в частности, ставим своей задачей перевоспитание различными методами тех, кто забыл о своем первейшем долге любить фатерлянд. Прискорбно, что вы, господин Биркнер, вступили на этот гибельный путь. Однако еще не все потеряно, и вам предоставляется возможность одуматься и начать новую жизнь. Но вначале вы должны ответить на несколько вопросов.

— Я не буду отвечать, пока вы не развяжете мне руки, — твердо сказал Вальтер.

— Прекрасно. Вот это голос мужчины. Развяжите господину Биркнеру руки. Он ведь умный человек и понимает, с кем имеет дело.

Стоявший сзади развязал веревку. Вальтер с наслаждением размял затекшие пальцы.

— Итак, вопрос первый: с кем вы работаете?

— Непонятно, что вы имеете в виду?

— Уточняю: с кем вы ведете кампанию травли против всех национально мыслящих немцев? — Рыжий продолжал буравить его глазами.

— Если вы имеете в виду мою журналистскую деятельность, то я работаю совершенно индивидуально.

— Так, предположим, это правда. А Хорст Вебер? — спросил рыжий.

— Он мой товарищ. И несколько раз был со мной на различного рода мероприятиях.

— С какой целью вы следите за организациями национального лагеря?

— Свои убеждения я не скрываю. Они изложены в моих статьях.

— Ваши убеждения нас не интересуют. Я спрашиваю: на кого вы работаете, кто дает вам задания?

— Я уже ответил на этот вопрос.

— Так. Значит, вы утверждаете, что в одиночку, в силу ваших убеждений, рыщете по всей стране и мараете грязью имена честных немцев?

— У нас разные точки зрения на этот вопрос.

— Господин Биркнер, вы, видимо, забыли, где вы находитесь. У вас преувеличенное представление о собственной личности. Не думайте, что наше терпение безгранично. Нечего нас водить за нос. Мы раскалывали и не такие орешки. А те, кто упрямился, давно беседуют со своими прародителями. Усвойте это хорошенько. У вас есть лишь один шанс выбраться отсюда живым — понимаете, живым. Во-первых, вы должны нам все рассказать о ваших сообщниках, или, как вы их называете, единомышленниках, и, во-вторых, подписать заявление для печати о том, что вы глубоко раскаиваетесь в своей прежней деятельности и хотите дальнейшим трудом искупить свою вину перед Великой Германией и до конца служить арийской нации.

Рыжий в упор, не мигая, смотрел на Биркнера. Вальтер выдержал его взгляд и спокойно сказал:

— Этого вы от меня не добьетесь.

— Он еще такой мальчик. Совсем ребенок, — со вздохом сожаления сказал рыжий, обращаясь к молчаливым фигурам. — Он не знает, как далеко шагнула вперед наша отечественная техника. Сейчас мы тебе сделаем один укольчик, и ты расскажешь нам о своей жизни, о всех своих знакомых, а потом, потом ты будешь иметь много времени на раздумье. Нам некуда торопиться.

Не успел рыжий закончить свою речь, как Биркнеру опять скрутили руки и прижали его тело к стулу. Из каюты напротив вышел парень с чемоданчиком, на котором был нарисован белый круг с красным крестом. Он не спеша открыл его, достал шприц, разломал ампулу, всосал ее содержимое и всадил Биркнеру иглу чуть повыше локтя.

Вальтер почувствовал, как приятная тягучая жидкость разливается по руке, а затем по всему телу. Сладкая истома парализует все его движения и сковывает мысли. Сквозь пелену тумана, которая скрывает от него лица окружающих, до него доносится чей-то знакомый и дорогой голос, не то матери, не то отца. А может быть, Хорста? Во всяком случае, его хорошего друга. Голос спрашивает его, с кем он сейчас дружит, кого бы ему хотелось сейчас увидеть.