Рыцари света, рыцари тьмы

Сен-Клер, видя его приближение, вскинул свой щит над головой, чтобы защититься от мощного удара, нацеленного раскроить ему череп, припал на одно колено и стремительным рывком выбросил вперед лезвие своего меча. Клинок описал в воздухе серебристую дугу, и удар плашмя пришелся по колену его пожилому противнику — достаточно сильный, чтобы сбить того с ног. Сам Сен-Клер уже подобрался, сгруппировался и вскочил — так же быстро, как его соперник оказался на земле. Стефану осталось только шагнуть вперед и упереть острие меча в шею де Пайена, закрытую кольчугой.

— Сдавайтесь.

Тот долго лежал, разглядывая молодого воина, и затем кивнул:

— Охотно. Помоги-ка мне встать.

Вскоре оба, отложив оружие и латные рукавицы и откинув кольчужные капюшоны, раздирали пальцами промокшие от пота волосы. Тонзуры на их головах лоснились и поблескивали на солнце. Кое-как уняв зуд, они бок о бок привалились к валуну размером с добрую лошадь и стали созерцать склон, вверху которого располагались их конюшни. Там, где когда-то, приковывая взгляд, зияли отверстия входов, проделанные в низкой стене на вершине холма, теперь отвлекали на себя внимание бараки и склады. За несколько лет их понастроили немало; там размещались послушники ордена, более известные как сержанты. Эти и теперь сновали туда-сюда, куда бы ни посмотрел Гуг; каждый был занят своим делом, и ни один не обращал внимания на двух рыцарей, жарящихся под палящими лучами. Они сидели на самом солнцепеке, но, оценив расстояние вверх по склону, Гуг рассудил, что карабкаться к сумрачной прохладе конюшен рановато. Сначала надо как следует отдышаться, подождать, пока кожное жжение и зуд немного поутихнут, а затем уже штурмовать подъем.

Никто из них не заговаривал первый, и неожиданно де Пайен заметил, что его товарищ клюет носом, уронив голову себе на грудь, словно от усталости он больше не мог удерживать ее. Гугу это не понравилось, и он уже собирался ткнуть Сен-Клера в бок, как молодой рыцарь вдруг очнулся и снова вскинул подбородок, ошарашенно оглядываясь, а затем сказал:

— Мне бы надо поговорить с вами, магистр Гуг, если у вас найдется время. Дело не терпит отлагательств, и я уже давно хотел обратиться к вам, но каждый раз находил какие-нибудь веские причины, чтобы отсрочить беседу.

Гуг закусил губы, гадая, о чем сейчас пойдет речь, но не слишком удивился словам Стефана. Он давно заподозрил, что не все ладно с младшим членом их общины, а слово «магистр», обращенное к де Пайену, заменяло долгие и пространные речи. Гуг действительно был bona fide[19] магистром их братства: этим титулом его наделил сенешаль ордена Воскрешения в Сионе. Тем не менее его редко так называли в открытую даже среди своих ввиду высокой секретности их сообщества. Несомненно, молодого рыцаря угнетали весьма серьезные заботы, раз он ради них решился искать поддержки у своего верховного наставника. Гуг недоумевал, что могло ему понадобиться, поскольку сам он не был ни священником, ни духовником, а обычным воином, монахом лишь на словах, сделавшимся таковым ради нужд своего ордена.

Он фыркнул и пястью стер со лба нависшие над бровями капли пота:

— Тогда надо идти в конюшни: там прохладно, и мы сможем побеседовать в покое и уединении. К тому же это солнце только размаривает — нас уже и так постыдно развезло. Господь в конце концов нашлет на нас солнечный удар. Ну же, вставай, пойдем отсюда.

Поднявшись на ноги и подобрав оружие и латы, они стали взбираться вверх по склону, к пещере, в которой находились конюшни. У входа рыцари немного задержались, пока глаза у них не привыкли к полумраку, а затем поспешно двинулись дальше.

С тех пор как монахи новой общины обосновались в этой пещере, она претерпела значительные изменения. Там, где восемь лет назад высились до самого полукруглого свода две грубые переборки, теперь имелась только одна — справа от входа. Она, в свою очередь, разделялась на стройные ряды опрятных стойл для лошадей, над которыми располагался надежно сработанный сеновал. К нему взбирались по лестнице, сколоченной из толстых и прочных досок, — немалое достижение, если учесть, что любое дерево в здешних землях было редкостью; его непросто было достать, а пиленый лес считался великой ценностью и весьма ходовым товаром.

Впрочем, наибольшие изменения коснулись пространства слева от входа. То, что раньше было пустой неосвоенной площадкой, теперь было застроено открытыми сверху отсеками. Стенами им служили толстые перегородки, сложенные из каменных обломков, скрепленных известью, а общим потолком — нависающий свод пещеры. Большинство этих помещений использовалось под склады, а часть приходилась под спальни девяти собратьев — по-спартански пустые и лишенные всяческих удобств, как и пристало монашеским кельям.