Рыцари света, рыцари тьмы

— Покои патриарха, — пояснил де Пайен. — Подождите меня здесь.

Он проворно устремился в красочную и шумную многоязычную толпу, затопившую всю улицу. Лавируя меж гуртами всевозможного скота — верблюдов, лошадей, буйволов, свиней и коз, де Пайен наконец добрался до стражей у главного входа, и вскоре, признав его и убедившись, что ни он, ни трое его друзей не несут угрозы архиепископу, охрана пропустила их в покои с высоким потолком, обставленные изысканной мебелью. Там их попросили подождать, пока патриарх сам не выйдет к ним.

Не успели они толком осмотреть все красоты убранства, не говоря уже о том, чтобы заскучать, как в покои величаво вплыл патриарх без свиты, захватив гостей немного врасплох. Он радушно улыбнулся Гугу и сердечно его поприветствовал, а затем оказал столь же любезный и учтивый прием его друзьям.

Поскольку гости архиепископа были воинами и не знали всех тонкостей придворного этикета, формального общения удалось избежать. Едва все расселись, де Пайен предпочел сразу перейти к вопросу, по которому они здесь встретились, и стал излагать свою просьбу, которую он успел тщательно обдумать. Как только архиепископ проник в суть дела, он начал слушать с большим вниманием, ни разу не перебив собеседника и не прервав ни одним словом его речи.

Гуг де Пайен закончил говорить, а Вармунд де Пикиньи все сидел, устремив суровый взгляд в пространство и, очевидно, серьезно задумавшись над услышанным предложением. Затем он достал серебряный колокольчик, позвонил в него и поставил на столик у себя под рукой. Едва смолк нежный перезвон, архиепископ обратился к Гугу:

— Друг мой, ваша просьба весьма необычна. Сказать по правде, я впервые слышу нечто подобное. Над этим стоит подумать.

В конце вытянутой залы открылась дверь, и в нее вошел высокий смуглый человек в епископском облачении. Он приблизился к патриарху, и тот, адресовав де Пайену извиняющийся жест, обернулся и спокойно спросил:

— Получили ли новости из Акры?

— Да, ваше преосвященство.

— Превосходно. — Патриарх снова поглядел на посетителей. — Простите меня, уважаемые, но мы давно дожидаемся важных вестей от наших союзников в Акре, и я должен извиниться, что покидаю вас на данный момент, поскольку мне необходимо немедленно уделить им внимание. Это не отнимет у меня много времени, поэтому вам нет никакой необходимости уходить. Я распоряжусь подать сюда яства и напитки, и, возможно, вернусь раньше, чем все это принесут. Мне нужно лишь прочесть депешу и принять решение в зависимости от ее содержания. Этим мое участие и ограничится — далее от моего лица будет выступать епископ Одо, который и займется претворением решения в жизнь. Прошу вас, чувствуйте себя здесь как дома и дождитесь меня.

— Он не согласится, — вымолвил Сент-Аньян, едва за патриархом закрылась дверь.

Все обернулись к нему, и Сент-Омер первый полюбопытствовал:

— Почему ты так решил, Арчибальд?

— Разве он не ясно дал понять? Уйти, оставить нас здесь одних, даже не выслушав как следует… Дурной знак.

Де Пайен не согласился:

— Не беспокойся, Арчибальд, он выслушал нас как следует. И его уход на самом деле — самый обнадеживающий знак. Он ищет уединения, чтобы взвесить все за и против. Опять же, чем больше времени он будет отсутствовать, тем тщательнее он обдумает наш замысел. Если бы он сразу решил отвергнуть наше ходатайство, он сделал бы это не откладывая, и сейчас мы с вами уже шли бы к себе в караван-сарай. Этот человек, будь он глупцом или мямлей, не смог бы стать архиепископом Иерусалимским.

— Какие же там срочные вести из Акры, что так заинтересовали его?

Любопытство Сент-Аньяна вызвало у Гуга де Пайена легкую улыбку:

— Нет из Акры никаких вестей. Колокольчик служит лишь предлогом, когда патриарху нужно время на размышление. Тот, кто является на звонок, должен соглашаться со всем, что бы архиепископ ни спросил или предложил, и тогда простительная надобность отлучиться обеспечена. Он выигрывает какую угодно длительную отсрочку, никого при этом незаслуженно не оскорбив. Как видите, его уход для нас — доброе предзнаменование: архиепископ занялся нашей просьбой. Мы сделали все от нас зависящее и, думается мне, предстали перед ним в самом выгодном свете. Теперь нам остается просто выждать, пока он все прикинет и сам признает выгоды нашего предложения — как для себя лично, так и для своего сана. То, что они двоякие, особенно важно для нас. Впрочем, я ничуть не сомневаюсь в успехе. Возможно, он пригласит нас прийти снова, завтра или на следующей неделе; в любом случае, попросив нас не уходить, он показал, что заинтересовался нашей идеей. Но любой церковник, решись де Пикиньи обсудить ее с ним, примет наши слова за ересь, и об этом тоже нельзя забывать. Тем не менее, хотя архиепископ и противоречивая натура, некоторые из его нужд требуют непредубежденного подхода. А сейчас пока сойдемся на том, что мы уже не властны над своим замыслом и только патриарх волен решать, перевесят ли выгоды нового предприятия возможные треволнения, которые коснутся и его, если он даст дальнейший ход нашей затее.