Рыцарский долг

Сарацинский отряд, полагаясь на бдительность дозора, спокойно двигался походным строем, и появление, словно из-под земли, целого эскадрона ощетиненных копьями неистовых франков стало для них громом средь ясного неба.

— Святой Гроб и Иерусалим! — теперь уже в полный голос прокричал приор.

Не успело горное эхо вернуть обратно его слова, как орденский боевой клич, исторгнутый из нескольких десятков луженых франкских глоток, обрушился на ошеломленного врага. Мусульманские всадники, скакавшие в первых рядах, резко осадили коней, и задние, еще не видя опасности, налетели на передних. Передние попытались развернуться и отступить, но им не давали это сделать стены ущелья. Хвост колонны, еще пребывая в полном неведении о том, что над авангардом нависла смертельная угроза, продолжал напирать. К тому времени, когда несущиеся во весь опор рыцари ударили по врагу, колонна сарацин уже представляла собой не боеспособный отряд, а беспорядочную свалку.

Главное преимущество тяжелой рыцарской конницы — таранный удар, благодаря опыту и предусмотрительности Сен-Жермена, организовавшего первоклассную засаду, было использовано в полной мере. Рыцари врезались в скопление испуганных людей и коней в тот самый момент, когда неразбериха достигла своего пика.

Жак упер копье в седельный крюк и в самый последний момент перед сшибкой жестко пришпорил коня. И без того распаленный атакой, дестриер[24] взвизгнул от боли, присел, с силой оттолкнулся копытами от земли и, словно выпущенная из баллисты стрела, врезался в толпу. Копье ударило в плотно сбитую толпу так, что Жак с трудом его удержал. Первый сарацин просто вылетел из седла, а его конь, потеряв равновесие, беспомощно завалился на бок. Остро заточенный стальной наконечник погрузился в людскую стену и пробил насквозь второго. Жаку ударила по ладони отдача, и раздался громкий треск — древко копья, не рассчитанное на боковые нагрузки, став рычагом в теле пораженного врага, не выдержало и сломалось. Отлетая в сторону с торчащим в груди обломком, пронзенный насквозь мусульманин сбил на землю еще двоих, и они тут же завершили свой земной путь, отмеренный Аллахом, под копытами не разбирающих дороги до бешенства возбужденных коней.

Жак отбросил ставшую бесполезной рукоять, наклонился и пошарил вдоль ноги, нащупывая седельные ножны. Сталь крестовины приятно охладила слегка саднящую после удара руку, а обитая тонкой телячьей кожей деревянная рукоятка привычно легла в ладонь. Он потянул меч на себя и, слушая ни с чем не сравнимый свистящий шорох выходящего из ножен клинка, вскинул руку, в которой теперь сверкала непобедимая фламандская сталь. Кисть привычно напружинилась, ощущая тяжесть хорошо сбалансированного меча. Он снова пришпорил коня и ринулся в гущу схватки.

Первого же врага он встретил прямым ударом от корпуса, вложив в него всю силу. Быкоподобный сарацин, привычно рассчитывая на свою мощь, попробовал ответить встречным прямым ударом. Но в бою на мечах редко побеждает грубая сила. Легкий, слегка искривленный клинок дамасской работы, встретившись с прямым лезвием, подставленным под правильным углом, со звоном вылетел из руки араба и, повиснув на шнурке, сослужил незадачливому хозяину скверную службу, сильно дернув его вниз и назад. Араб потерял равновесие и развернулся к Жаку полубоком. Этого было достаточно для того, чтобы рыцарь вторым замахом перерубил противнику незащищенное горло. Выбросив перед собой черный сгусток крови, араб с бульканьем и предсмертным хрипом рухнул на гриву своему беломастному коню, окрашивая его шею и грудь в ярко-алый цвет.

Со следующим противником, сжимавшим в руке легкое кавалерийское копье, пришлось повозиться. Жак едва успел изготовиться для отражения атаки и принял удар копья на щит боковым отводом. Тонкий как игла наконечник ударил в железную полосу обивки и с хрустом прошел по дереву, разрывая толстую воловью кожу. Всадник попробовал отдернуть его назад, чтобы повторить удар, но было уже поздно — их кони съехались почти вплотную. Сарацин взвизгнул, отбросил копье и попытался достать свой меч, прикрываясь при этом коротким круглым щитом.

«На таком только рыбу жарить», — усмехнулся про себя Жак и в два сильных верхних удара разнес его в мелкую щепу. И без того паникующий сарацин, судя по оружию и одеждам, знатный и богатый, запутавшись в ножнах, вжался в седло и зажмурил глаза. «Эх, как сказал бы Робер, такой пленник пропадает», — подумал Жак и обрушил меч прямо на подставленный загривок, перерубая противнику шейные позвонки, которые прикрывало лишь совершенно бесполезное в бою кожаное подобие кольчужной защиты. Джигит испустил протяжный стон, и Жаку почудилось, что враг его раздваивается, — внутренним взором он видел, как душа убитого понеслась к Аллаху, дабы тот определил ей место в мусульманском раю или аду, а обычное зрение показывало тело, окровавленной куклой валящееся на землю.