Рыцарский престол

Вот именно от донесшихся запахов пищи Виктор и проснулся. Мотнул головой, не сразу соображая, где находится: темный зал освещал единственный факел, а снаружи стояла непроглядная темень. Большинство раненых спало после ужина, и только несколько «ходячих» собрались в уголке да тихонько перешептывались между собой. При виде проснувшегося командира они виновато затихли, но поняли, что не они его разбудили, после тихого вопроса:

– А пожрать для меня что-то оставили? А то в животе урчит, словно воплотник голодный туда забрался.

– Конечно оставили, – ответил самый словоохотливый раненый. – Сейчас кликну, принесут.

– Не надо. Сам на кухню схожу. – Виктор уже стал разворачиваться, но все-таки спросил: – А меня почему никто раньше не разбудил?

На этот раз рассудительно отозвался наиболее пожилой рыцарь:

– Зачем? Боя нет, никто не умирает, а кашу и без присмотра высшего лорда-барона приготовят.

Товарищи рыцаря хохотнули в кулаки, да и сам лорд-барон заулыбался. В его отряде в бытовой обстановке всегда царили самые дружественные и простецкие отношения. А уж тем более здесь, в импровизированном госпитале, среди раненых и покалеченных, никто не стал бы придерживаться ранговых церемоний. Когда не шли в атаку с риском для жизни, шутка и дружеский тон всегда приветствовались и поощрялись. И Виктором – в первую очередь. Вот и сейчас он на мгновение замер, перед тем как выйти.

– Раз кашу без меня умудрились сварить, тогда хоть сбегаю, помогу котел почистить.

Когда командир вышел, раненые с гордостью и любовью закивали в ответ на хвастливые слова того самого пожилого товарища:

– Да-а! Наш герой и в одиночку весь котел отчистит!

Казалось бы, положение хуже некуда. Половина отряда геройски пала в тяжелейших боях с преследующим врагом, из оставшихся половина – тяжело или значительно ранены. Легкораненые так и не покидали боевого строя, да еще и потерявших способность товарищей переносили. В данный момент все находятся в однозначной ловушке, а более чем десятикратно превосходящий противник наглухо перекрыл малейшую возможность к прорыву. То, что он не атаковал сегодня, значит только одно: завтра враг постарается взять крепость без напрасных жертв со своей стороны. По всеобщему мнению, шансов на спасение не было. Но вот парадокс: никто и словом не винил своего молодого командира. Да и к его другу, знаменитому рыцарю, послу высшей справедливости Жармарини, лорду-барону Варнградскому, претензий не было. Хоть именно лорд-барон Виктор Алпейци, при содействии ближайшего сподвижника Готтэ, и привел сюда весь отряд, преследуя сугубо личные интересы. Эти интересы заключались в нахождении железного корабля древности, который, по преданиям, заклинил Загребной прошлого столетия в одной из узких бухточек восточного побережья Южной Шпоры. Корабль-то отыскали – по крайней мере, успели рассмотреть его очертания между скал вкупе с сохранившимися палубными надстройками. Но только это и успели сделать с господствующей над заливом и несколькими бухтами высотки. После этого сзади накатились волны саниеровцев, и пришлось с боем отходить вдоль побережья.

Была неплохая надежда отсидеться на труднопроходимой тропе вдоль горы Сахар, но и там не повезло: вражеские воины из королевства Саниеров нашли обходные пещеры, пробили тонкую перемычку и неожиданно стали выходить в тыл основному отряду. Хорошо, что успели рыцари Жармарини вовремя перестроиться и прорваться к единственному возможному месту обороны на кончике небольшого полуострова, вдающегося в море. Спастись здесь не удастся, но вот дать последний, решительный бой – что может быть лучше?

Так что командира корить в случившемся никто и не думал. Порой обстоятельства складываются неблагоприятно для рыцаря, но это не разрешает ему искать виноватых и проклинать злой рок. Умирать – так с боевым гимном прощания! По крайней мере, ходячие раненые потому и собрались в кучку, чтобы обсудить возможность своего последнего сражения с оружием хоть в одной руке. Думая при этом не о предстоящей смерти, а как можно о большем количестве унесенных с собой жизнях противника.

Наоборот, высший лорд-барон еще больше был бы горд и растерян, подслушав страдальческий, полный грустной надежды речитатив одного из раненых:

– Эх! Если бы хоть Виктор спасся! Я бы тогда почивал спокойно. Потому что был бы уверен: за нашу смерть отомстят всем виновным.

И ему поддакивали чуть ли не хором:

– Он такой! Верно говоришь!

Но в голове Виктора и мысли не возникало бросить боевых товарищей и спастись самому. Хотя при его умении плавать, ныряя навстречу волнам, уплыть и спрятаться где-нибудь вдоль дальнего берега труда бы не составило. Котел он и в самом деле очистил ложкой до блеска и только тогда, ощутив невероятную тяжесть в желудке, понял: здесь наверняка оставалась пятикратная порция. Для спящего командира оставили больше всех, не пожалели. А он от навалившегося аппетита и не рассмотрел. За что и поплатился почти сразу: не смог после ужина выйти из кухонной башенки.