Годфри сперва растерялся от такого тона, но затем вспомнил, что на нём и его спутниках были имперские доспехи, которые им дала финианка Силис, и понял, что солдаты наверняка приняли их за своих. Стоило признать, что это была идеальная маскировка – доспехи сидели на них, как влитые, а за забралом, в котором они оставляли только дырку для рта, было сложно разобрать расу.
"Ну и поединок был сегодня, скажи?", – обратился к Годфри один из имперцев. "Ходил на арену? Видел, как мальчишка выиграл?"
"Ещё как", – пробормотал Годфри, желая, чтобы солдаты поскорее ушли. Он был не в настроении болтать ни с кем, а особенно – с ними.
"И как это понимать?" – дерзко спросил другой солдат. "Это был величайший матч в истории. Впервые гладиатор из Волусии попадёт на столичную арену и будет там нас представлять. А ты будто совсем этим не гордишься".
Годфри услышал в его пьяном голосе нарастающую агрессию, и в любое другое время поспешил бы исчезнуть, чтобы избежать конфликта. Но так поступил бы старый Годфри. С тех пор он разочаровался в жизни и стал человеком, которому нечего было терять.
"А с чего бы мне гордиться этими отвратительными игрищами – воплощением жестокости и варварства?" – спросил Годфри, резко обернувшись к солдату.
В комнате повисла напряжённая тишина, когда солдат и Годфри сцепились взглядами, а остальные ждали, чем всё это закончится. Годфри сглотнул, понимая, что нарвался на неприятности.
"Солдат, который не любит гладиаторские бои, – сказал имперец, глядя на Годфри с растущим любопытством, – это и не солдат вовсе. В какой дивизии ты служишь?"
Он стал внимательно изучать доспех Годфри, и у того было время, чтобы сочинить какую-нибудь ложь. Но что-то внутри не позволяло новому Годфри этого сделать. Ему надоело прятаться и отступать. Он почувствовал, как внутри него зарождается какая-то сила – наверное, это давала о себе знать отцовская кровь, кровь древнего королевского рода, тёкшая в его венах. Пришло его время постоять за себя, не взирая на последствия.
Он почувствовал руки Мерека, Акорта и Фултона у себя на плечах. Товарищи явно хотели удержать его от глупостей, но он только отмахнулся.
"Я не служу ни в какой дивизии", – громко и отчётливо сказал Годфри, вставая перед незнакомцем. "Я вообще не служу Империи. Эта маскировка нужна мне для того, чтобы спасти моих друзей с арены, навредить вашей армии, разрушить этот город и уничтожить вас всех до одного".
В наступившей мёртвой тишине все солдаты в комнате смотрели на него, разинув рты.
Тишина затянулась, и Годфри казалось, что она никогда не закончится. Он приготовился к тому, что в следующий миг в его сердце неминуемо вонзится кинжал.
Но, вместо этого, солдат, к который его спрашивал, вдруг разразился хохотом. Все остальные тут же подхватили его смех.
Имперец похлопал Годфри по плечу.
"Хорошая шутка", – сказал он, успокоившись. "Очень хорошая. Я даже на секунду тебе поверил".
Годфри медленно снял шлем, убрал мокрые от пота волосы со лба, и показал имперцу своё человеческое лицо. Затем он улыбаясь развернулся ко всем остальным.
Лица имперских солдат побледнели от шока.
"Это за Дариуса", – сказал Годфри.
Он крепко сжал ручку совей кружки, шагнул вперёд и со всей силы обрушил её на голову солдата. Тот свалился со стула покатился по полу.
Годфри стоял над ними, не веря в то, что сам только что натворил, смотрел на злобные лица других имперцев и понимал, что жить ему осталось всего пару секунд. Но всё же, в тот момент он был победителем, и никто никогда не смог бы это у него отнять.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Торгрин стоял на палубе корабля и смотрел в небо на удалявшуюся Ликополз, которая крича и хлопая крыльями устремилась к горизонту, чтобы отправиться в неведомую далёкую страну и передать от него весточку Гвендолин. Тор провожал её взглядом, и в голове у него проносилось множество вопросов. Найдёт ли Ликополз его любимую? Сможет ли ей помочь? Спасёт ли от беды? Увидятся ли они снова?
Или было уже слишком поздно? Возможно ли было, что Гвендолин – Тора передёрнуло от одной этой мысли – уже мертва?
При взгляде на растворявшуюся в облаках Ликополз, сердце Тора сжималось от тоски. Ему хотелось снова оседлать дракониху и взмыть небо – там, наверху, он чувствовал себя непобедимым, будто мог запросто пересечь весь мир и получить абсолютно всё, что захочет.