Рыжая

Неизвестно, что помогло. Многочисленные травы (знания о некоторых принадлежали еще Тае), плесень или сильный иммунитет ящеров, но спустя пару недель практически безнадежной ситуации Джабай начал медленно поправляться.

Ирина и хотела порадоваться, и опасалась. Каждый раз, когда она видела улучшения, сердце тревожно сжималось. Она хотела улыбнуться, но потом страх сковывал тело, отчего все вокруг плыло.

Самый темный час – перед рассветом.

Спустя неделю, как Джабаю стало лучше, его состояние внезапно, буквально в один момент, ухудшилось. Ира проснулась ночью от тихих стонов. Подскочив, подобралась к Джабаю.

Он горел!

Температура была запредельной.

Ужас нахлынул с такой силой, что Ирина сама едва не потеряла сознание, но ей удалось сдержать себя.

Сначала она немного отдышалась, а потом принялась сбивать температуру. Она едва не обливала Джабая холодной водой, которой ящеры запаслись в достатке за эти дни.

Так как им пришлось надолго остановиться на одном месте, ящеры давно построили шалаши. В одном из них Ира и ночевала вместе с Джабаем. У нее не было и мысли отселиться от него.

После того как она несколько раз обтерла ящера, Ира начала поить его водой и соками. Она не знала, что еще делать! Надеялась, что сильный организм ящера все-таки справится. Нужно всего лишь подтолкнуть, насытить его витаминами и нужными элементами, дать больше воды.

Под самое утро, когда было так темно и тихо, словно вся жизнь ушла из этого места, Джабай, как показалось Ирине, на несколько мгновений перестал дышать.

Она едва не сошла с ума и не умерла рядом с ним. Все внутренности перевернулись и застыли.

Это было ужасно.

Настолько, что держать себя в руках не было никакой возможности.

Задушенно захрипев, она подползла ближе и вцепилась в плечи ящера, принимаясь его трясти.

Он не мог умереть!

Не мог!

Как же так?!

Все ее существо кричало и корежилось от боли и отрицания. Ей хотелось схватиться за свое лицо и расцарапать его. Может быть, эта боль могла бы заглушить душевную.

Ужасно! Как же ужасно больно!

Конечности онемели, как и остальное тело. В затылке заныло, в голове что-то запульсировало. Не было сомнений, что давление поднялось так сильно, что еще немного – и что-нибудь внутри точно лопнет.

Из глаз полились слезы.

Ира рухнула на грудь Джабая, сотрясаясь от дрожи всем телом. Мыслей не было. В голове воцарился вакуум. Она задыхалась и была уверена, что еще мгновение – и умрет. Но ей было все равно.

Какая разница?

Разве это важно?

Когда она услышала легкий кашель, то поначалу не придала этому значения. И только после того, как до нее дошло, что грудь под ней вздымается, Ирина ощутила нечто вроде всепоглощающей эйфории.

Никогда прежде она не испытывала настолько большой радости и облегчения.

Резко подняв голову, она впилась взглядом в лицо Джабая.

Глаза ящера были открыты, а сам он дышал.

Дышал! Он дышал!

***

Первые дни после того, как Джабаю стало лучше, Ирина относилась к его состоянию с повышенным подозрением. Она еще помнила свои чувства, когда ей на миг показалось, что ящер умер.

Она не расслаблялась, находилась при нем постоянно. Рану проверяла по нескольку раз в день, с громадным облегчением понимая, что та начала затягиваться. Причем настолько стремительно, что это было видно невооруженным глазом. Конечно, Ира не замечала, как стягивается плоть, но каждый раз, когда она осматривала рану, ей казалось, что та стала меньше.

Сам Джабай выглядел хорошо. Его настроение улучшилось. Он с явной радостью позволял заботиться о себе, осознав за время болезни, что ему приятно видеть Ирину рядом с собой так часто.

Джабай не был благородным, поэтому без угрызений совести пользовался своим положением. Он прекрасно осознавал, что Ира переживает, поэтому позволяет ему больше обычного.

Он постоянно касался ее, оправдывая это тем, что ему хочется ощутить кого-то рядом. Ирина часто сама обнимала Джабая, когда видела его несчастный взгляд. Вот только скорбное выражение на лице хитреца исчезало сразу, стоило Ире обнять ящера, и возвращалось, когда она отстранялась.  Это было возмутительно и нечестно, но Джабай совершенно не волновался о своем недостойном поведении. Он давно понял, что так просто Ирину ему не получить, поэтому загнал совесть поглубже и использовал все возможные приемы, даже не совсем честные.

Дошло до того, что Ира практически не вылезала из объятий Джабая. Сначала она не придавала этому значения, но однажды мельком заметила, как один из ящеров, увидев их положение, красноречиво ухмыльнулся.

От этого ее сердце подозрительно сжалось. Прищурившись, Ира резко посмотрела на Джабая. Тот этого не ожидал, поэтому не успел убрать с лица выражение «кот, сожравший целую крынку сметаны». Впрочем, надо отдать ему должное: несчастный вид вернулся практически сразу.

Но было уже поздно.

И Джабай это понял.

Медленно отстранившись, Ира поджала губы, а потом, совершенно ни о чем не жалея, треснула недоделанного актера кулаком по плечу.