Рыжая из Освенцима. Она верила, что сможет выжить, и у нее получилось

Утром, открыв глаза, увидела, что Лии нет. У меня перехватило дыхание от страха. Но через несколько минут она подошла, и я крепко ее обняла, чтобы убедиться, что это не сон. Мне казалось, что вижу ангела, распростершего крылья над спящими на земле людьми.

– Я сделала это, – с широкой улыбкой сказала она.

– Господи, с тобой все в порядке? Что там было? Чего они от тебя хотели?

– У них была большая амбарная книга, и они спрашивали, где жила наша семья, где хранили ценности, не спрятали ли мы чего.

– А что ты ответила?

– Сказала, что у нас есть очень большое деревянное корыто, в котором мы стирали нашу одежду. Корыто из орехового дерева и стоит очень дорого.

– А они?

– Они стали смеяться!

– Ты не сказала им про швейную машинку?

– Вот еще! Им не добраться до моей машинки!

Лия великолепно шила. Мы жили рядом с магазином тканей и всегда покупали там материю. Из этой материи Лия шила прекрасные платья – похоже, все женщины в городе ходили в ее платьях. Благодаря ее умениям наша семья сводила концы с концами.

– Ты сумасшедшая! Они тебя не били?

– Нет, они нашли нашу фамилию в списках – мы явно не числились в списке богатых, поэтому меня просто отпустили.

Я села на землю, опустила голову на колени и несколько раз глубоко вздохнула. Что-то прояснилось. Они пытали богатых – вешали их, жгли, убивали.

Мама проснулась и мгновенно села.

– Что случилось? – спросила она.

– Ничего. Лия такая смелая. Она пошла в штаб и все рассказала о наших ценностях.

– Лия! Я же твоя мать! Ты не можешь так поступать! Это мое дело! С тобой все хорошо?

– Не волнуйся, мама. Им нужны только богатые.

– Мерзкие люди, – покачала головой мама. – Я рада, что с тобой все хорошо, Лия, но больше никогда так не делай. Никогда!

– Не буду, мама.

Наблюдая за мамой, я стала лучше понимать, как сильно она нас любит. Ради нас она жертвовала всем. Каждый день она из сил выбивалась, чтобы сделать для нас хоть что-то хорошее, хотя ей приходилось все делать в одиночку. Я знала, что она, не колеблясь, отдаст за нас свою жизнь. Она всегда пыталась скрыть от нас свои страдания, но не хотела, чтобы мы скрывали что-то от нее.

– Мы справимся с этим, – сказала мама. – С вами, девочки, все будет хорошо.

Тут появились солдаты, и момент семейной близости прервался.

Глава 6

Готово сердце мое, Боже;

буду петь и воспевать во славе моей.

Псалтирь 107:2

Красна. 1935. Мне девять лет.

Утром в день школьного праздника я проснулась очень рано, хотела побыстрее сбегать за молоком. Мама велела мне посмотреть, как господин Балан доит корову, а потом принести домой бутылку молока. Я положила оставленные мамой монетки в карман и медленно пошла к дому господина Балана. Было очень рано, поэтому бежать, как обычно, мне не пришлось.

Я постучала в маленькую деревянную дверку, и господин Балан открыл.

– Здравствуйте, девушка, – от плиты поздоровалась со мной госпожа Балан, толстая, рыхлая женщина с такой же жирной и рыхлой улыбкой. Господин же Балан был худ и мрачен.

– Доброе утро, госпожа Балан.

– Мы увидим тебя на празднике сегодня?

– Да, буду танцевать и читать стихотворение – я долго его учила и надеюсь не сбиться.

– Конечно, ты не собьешься. Мы обязательно придем тебя послушать. Твоя мама не придет? Ей нужно работать?

– Да, она работает.

Я не расстраивалась, что мама не сможет прийти – в душе понимала, что ей нужно работать, чтобы нам было что есть. И работать ей приходилось гораздо больше, чем другим матерям.

– Что ж, по крайней мере, ей не придется впустую тратить время, – проворчал господин Балан.

– Не говори глупостей, Хендрик! – Госпожа Балан повернулась ко мне. – Он уже давным-давно отметил праздник в календаре и дождаться его не может. Он притворяется, что у него нет времени, но обязательно пойдет вместе со мной. Ну хорошо, не будем заставлять тебя ждать. Иди и дои эту корову!

Мы с господином Баланом вышли на задний двор. Корова стояла в коровнике. Нас окружили петухи и куры.

– Цыц! – прикрикнул на них господин Балан. – Цыц, вы все!

– Муууу! – откликнулась ему корова.

Я хихикнула.

Господин Балан поставил рядом с коровой трехногую табуретку, сел, ухватился за соски и принялся ловко доить. Молоко лилось в ведро. Потом он перелил молоко в стеклянную бутылку и протянул мне, а сам продолжил доить.

– Спасибо, господин Балан! Сегодня молоко такое густое – чистые сливки!

– Иди уж, – пробормотал он, но я знала, что он страшно гордится своей коровой.

Монетки я оставила на столе возле коровника.

Домой я шла осторожно, чтобы не пролить молоко и не уронить бутылку. Было теплое весеннее утро. Солнце уже начало пригревать, и все вокруг оживало. Мне пришлось сдерживаться, чтобы не начать танцевать. Мама не любила, когда я танцевала на улице. Я не должна была пролить ни капли молока: меньше молока – меньше сыра.

После завтрака мы с Лией побежали в школу – нам не хотелось опоздать на праздник. Мы прошли прямо в зал. Когда мы проходили мимо классов, сердце у меня замирало. Никакой математики! Никакого правописания! Никакой грамматики!