— Не в моей власти запретить тебе идти дальше, — огорчение домового было неподдельным. — Я давно уже не распоряжаюсь судьбами смертных. К тому же дворцовые подземелья храню не я, а мой сородич, которого мне доводилось видеть в последний раз более полувека назад. Должно быть, теперь, когда его владения осквернены, он забился в самую дальнюю щель, откуда не выйдет до той поры, пока черное создание не покинет этот замок — живым или мертвым. Хозяин подземелий куда древнее меня и давно уж не склонен вмешиваться в дела людей. Вряд ли он всерьез разгневается, узнав о том, зачем ты бродишь по тайным ходам… Что ж, иди. Однако помни, с кем имеешь дело. Темные создания всегда были врагами твоего рода, и единственное, чего они на самом деле могут желать от человека, — это боль, кровь и смерть.
Последние слова были произнесены настолько веско, что я на мгновение и впрямь подумала — не лучше ли вернуться? — но тут же сурово и непреклонно сказала себе, что с эдаким малодушием и капусту от гусениц не спасти, не то что господина герцога от черной магии, и отбросила сомнения в сторону.
Нерешительность еще пару раз накатывала на меня — в каждый момент, когда мне нужно было сделать поворот или поставить ногу на первую ступеньку, в душе поселялась глухая тоска. «Все еще можно повернуть назад», — шептал мне голос разума. Но я не желала к нему прислушиваться.
Высунувшись из бочки, я некоторое время выжидала, проверяя, не бродит ли поблизости кто-то из охраны. Но в тишине слышался лишь глухой звук падающих капель воды — где-то в той темной норе, в которой держали узника.
— Эй! — тихо позвала я. — Нечестивая тварь! Как там тебя… Рекхе!
В темноте тут же послышался шорох, и знакомый голос отозвался:
— Ты все-таки пришла. Нет, ну до чего же ты глупа…
Не стоило ждать благодарности от проклятого исчадия ада, однако я ожидала все же другой встречи, оттого с обидой проворчала:
— Лучше бы я вымыла ноги этой водой… Но еще не поздно вылить ее на пол!
Угроза возымела действие, Рекхе поумерил свою заносчивость и заметил:
— Милосердие всегда тождественно глупости, так что можешь считать, что я назвал тебя сострадательной.
— Неудивительно, что в вашем племени подобные качества не ценятся, — съязвила я в ответ.
— Единственный род милосердия, имеющий смысл, — подарить кому-то быструю смерть, — голос демона стал глухим.
— Я бы предпочла пару медяков и сытный ужин, — пробормотала я. — Что же, тебе еще нужна вода? Я принесла целый кувшин!
— Да, поставь его около решетки, — все так же глухо промолвил Рекхе.
Мне было очень страшно, однако я пододвинула кувшин как можно ближе к щели и тут же отпрянула. В тусклом свете чадящего светильника я увидела, как из темноты показалась черная иссохшая рука и вцепилась в кувшин. Губы мои сами зашевелились — на ум тут же пришла молитва, спасающая от нечистой силы, — меня ей научил кто-то из сестер. До этого в глубине души мне казалось, что со мной разговаривает тьма, сейчас же я словно воочию убедилась — чудовище в подземелье состоит из плоти и крови.
— Что ты там шепчешь? — раздраженно бросил Рекхе в перерыве межу громкими, жадными глотками.
Я как раз дошла до слов «упаси мя от острых когтей и клыков» и, недолго думая, брякнула:
— Я просто удивилась тому, что у тебя нет когтей.
— Их вырвали, чтобы я не мог разорвать себе горло, — пояснил демон. — И выбили зубы, чтобы я не мог перегрызть свои жилы. От голода я так просто не умру и от жажды — тоже, только буду страдать и слабеть. Огасто я нужен живым, поэтому-то он сделал все, чтобы я не смог сам себя убить.
Несмотря на то, что эти слова произнесло злое, враждебное существо, мне стало не по себе. Не хотелось думать, что господин Огасто способен на такую жестокость… Но тут я напомнила себе, что его светлость был воином, а его враги — безжалостными существами, желавшими сделать людей своим домашним скотом, ведомым на убой, и сжала губы. У герцога наверняка имелись серьезные причины поступить именно так!
— Он должен был так поступить, — равнодушным эхом прозвучал голос Рекхе. — Моя жизнь в его глазах — залог того, что мои сородичи сюда не вернутся.
— Ты заложник? — запоздало поняла я причину, по которой господин Огасто держит при себе демона.
— Для моего рода будет страшным бесчестьем, если я умру от руки человека, — произнес напряженно демон. — Нас мало, и жизнь каждого стоит тысячи человеческих. На всю мою семью падет позор, если станет известно, что она не сохранила жизнь одному из своих сынов, отказавшись принять условия врага.
— Даже если этот враг — человек? — с сомнением уточнила я.
— Если бы он поставил условия, выполнение которых подводило бы под угрозу установленный извечный порядок нашего мира, Совет старейшин, скорее всего, разрешил бы отцу от меня отречься. Но эта война… Многие мудрые были против нее. И в том, что она началась, был виновен прежде всего я сам, так что вполне справедливо то, что и расплачиваться пришлось мне…