Рыжая племянница лекаря

— Думаю, теперь нам следует немного пробежаться! — ухмыльнулась я и, громко свистнув, метнула заплесневелый вилок в голову одного из юных забулдыг. Кочан попал точно в цель — осклизлые ошметки разлетелись во все стороны, заставив случайных зрителей расхохотаться. Завсегдатаи ярмарок ценили такой род шуток более всего.

— И что теперь? — растерянно промолвил Мике, таращась на непривычное его глазам зрелище.

— Как что? — я схватила его за руку. — Бежим, пока они нас не поколотили!!!

Последние слова я прокричала на ходу и не расслышала, что в ответ крикнул Мике, однако, оглянувшись, убедилась, что он верно все понял и не жалеет ног. Мы ныряли то в один ряд, то в другой, перепрыгивали через тележки и прошмыгивали под брюхом у лошадей у коновязи. Позади нас слышались проклятия, угрозы и ругань, но хмель всегда отнимает у человека способности ясно мыслить и быстро двигаться, и у нас с Мике имелось неоспоримое преимущество в сравнении с нашими преследователями. После того как мы перемахнули через забор, отделяющий рыночную площадь от обширного огорода при зажиточном доме, и затаились среди буйных грядок, погоня потеряла наш след.

Мике тяжело дышал, все еще потрясенно таращась, а я, переведя дух, деловито надергала себе в подол гороховых стручков, посчитав, что негоже покидать чужой огород безо всякой добычи. Затем, осмотревшись, указала на тропинку, ведущую к небольшой калитке, рядом с которой дремала добродушная старая собака, ничуть не встревожившаяся из-за нашего вторжения. Тут мне подумалось, что рыночные сорванцы наверняка не раз наносили урон столь слабо охраняемым посевам, и я, усовестившись, оставила в покое гороховые стебли.

Калитка выходила в сторону, противоположную рыночной площади, и в тихом переулке, где мы очутились, гомон рынка был едва слышен.

— Зачем… зачем ты это сделала? — наконец-то к Мике вернулся дар речи.

— Да просто так, потому что мне захотелось, — пожала я плечами, всем видом демонстрируя, что вопрос этот показался мне на диво глупым.

— Но ведь в этом не имелось никакого смысла! — воскликнул бедный Кориус-младший, выглядевший совершенно растерянным.

— Ну как же не имелось? — я отвечала с добродушной рассеянностью, на ходу жуя сладкий горох. — Мне было приятно швырнуть гнилую капусту в негодяев, которые изводят людей ради своей потехи!

— Разве это что-то изменило? — вопросил Мике с отчаянием.

Я покачала головой, удрученная его недомыслием.

— С чего ты взял, что нужно непременно либо что-то менять, либо вовсе ничего не делать? Видел бы ты себя! Только завидев этих мелких паршивцев, ты стал похож на жертвенного барана, точно перед тобой оказались какие-то злые божества, сошедшие с небес! Одно дело — бояться, а другое — считать себя ничтожеством!

— Но мы сбежали!

— Конечно сбежали, — я начинала терять терпение. — Иначе они могли бы извалять нас в той куче мусора с ног до головы!

— Батюшка говорил, что человек, вступивший в бой, не имеет права сдаваться, и лишь тогда он может считать свое поведение достойным, — заявил Мике. — Он полагал, что я должен был встретиться с обидчиками лицом к лицу и драться до последнего, если уж цель так важна для меня!

— Да простят меня боги, — пробормотала я, набив полный рот гороха, — но твой папаша смерти твоей желал, не иначе. Что бы ты смог сделать против троих или четверых? Они бы измолотили тебя еще сильнее, да и все.

— Но…

— Слушай меня, Мике Кориус! — важно объявила я, оборвав его речь властным жестом, которым обычно заставлял умолкнуть меня дядюшка. — Я научу тебя главной житейской премудрости. Если твои враги сильнее тебя, не вздумай бороться с ними благородно, сбегай при первой же возможности и береги свою шкуру. Коли представится возможность им навредить — пользуйся ею, особенно если это доставит тебе радость. Но самое главное — никогда не стой столбом. Из этого точно не будет толку.

— То, что ты говоришь, — оправдание любой подлости, — упрямо возразил Мике.

— А ты предпочитаешь считать, что правда всегда за тем, кто сильнее? — я сощурилась. — Слабый имеет право разве что сломать себе шею, честно колотясь лбом об стену? Поклянись мне, Мике, что тебе не захотелось засмеяться в тот момент, когда кочан разлетелся во все стороны!

Соврать мне Мике не смог и понуро кивнул головой, подтверждая, что испытал греховный позыв к злорадству.

— Вот и славно! — обрадовалась я. — Стало быть, я не зря это сделала.

— Так ты запустила в них капустой, чтобы меня порадовать? — недоверчиво уточнил Мике, но, не успев договорить, тут же помрачнел еще сильнее.

— Ну да, — согласилась я, — а еще я хотела, чтобы с твоего лица сошло это баранье виноватое выражение, потому что твое желание учиться не было преступным, что бы там ни болтал твой батюшка… Эй, отчего это тебя перекосило?

— Ты ведь сама называла меня занудой, — обреченно сказал Мике. — И презираешь тех, кто учен.

— Да нет же! — я остановилась и топнула ногой. — Просто… просто я тебя дразнила. На самом деле я считаю, что ученость — это хорошо, и очень сожалею, что не могу связать и пары слов, когда речь заходит о… о всяких сложных штуках.