Рыжая племянница лекаря. Книга 3

И в ее пальцах медово засиял огромный сгусток янтаря, внутри которого застыло черное пятнышко — большая муха, давным-давно погибшая в смоле древнего дерева.

— Приподними ее, — приказала она Хорвеку, кивнув в мою сторону. — Не думаешь ли ты, что я встану перед ней на колени? Я достаточно сегодня пачкалась в грязной крови.

Я почувствовала, как он берет меня на руки — голова безвольно запрокинулась, и мне подумалось, что ведьма наверняка сейчас воображает, как легко и быстро лезвие кинжала перерезает мое горло. Однако вместо этого она со вздохом приложила янтарь к моей груди. Я услышала быстрое певучее бормотание, и что-то жгучее принялось ворочаться глубоко внутри, задевая и без того едва бьющееся сердце. Янтарь медленно двинулся вверх, к горлу, и огненный комок, дрогнув, последовал за ним.

— Молчи до скончания века! — прошептала Уна торжествующе. — И горько оплакивай тот миг, когда ты решила, что можешь мне помешать!

Огонь опалил мой рот, от боли я дернулась, одновременно кашляя и выплевывая нестерпимо горячий уголек, обжегший мой язык. А затем, когда перед глазами прояснилось, я увидела, что ведьма показывает мне янтарь: рядом с мухой теперь застыла крохотная бабочка с невзрачными пятнисто-рыжими крылышками.

— Твой голос, — сказала она. — Я думала, из него получится какой-то ничтожный червь или мерзкая сороконожка, но магия сочла, что он не настолько уж отвратителен. Утешайся хотя бы этим, жалкая Йель!

И она бережно положила янтарь в шкатулку, отвернувшись от нас с Хорвеком, чтобы мы даже краем глаза не смогли увидеть содержимое черного ящичка. С негромким щелчком закрылась крышка. Я думала, что она тут же отдаст шкатулку Мике, но Уна продолжала держать ее у груди, поглаживая и что-то тихо воркуя, как счастливая певчая птичка.

— Перед тем, как мы заключим перемирие, Хорвек, — промолвила она, взглянув на него исподлобья хитро и серьезно, — я поставлю тебе одно условие, как это сделал ты, попросив у меня свою Йель. Ты поклянешься, что никогда не прикоснешься к этой шкатулке и не попытаешься расплести заклятия, ее охраняющие. Голос твоей девчонки будет моим и только моим. Со всем остальным забавляйся, как пожелаешь.

— Клянусь, — ответил он, не раздумывая.

— Ты на удивление сговорчив! — воскликнула Уна. — Думаешь, это убедит меня в твоей честности? Я верю тебе все меньше и меньше, Хорвек. Ты что-то задумал! Дело не в девчонке, ладно. В чем же тогда?.. В чем ты опаснее всего? Ах да, Темный Двор… Ты сказал, что не желаешь туда возвращаться. С чего бы это? Разве это не позволило бы тебе отомстить мне сполна? Разве не вымолил бы ты у своего отца прощение? Его магия сильнее моей — он бы продлил твою жизнь и отдал бы сердце любого из своих подданных…

— Раз ты желаешь это знать… — Хорвек чуть заметно покачивал меня, словно убаюкивая, и его голос казался все более глухим и далеким, уплывая куда-то во тьму. — Ты наверняка слышала историю короля Виллейма-Ведьмоубийцы, отправившего на костер Белую Ведьму, сыном которой я когда-то назывался. Теперь мне известно, как это произошло на самом деле. Мне пересказали каждое слово, прозвучавшее в ту ночь у камня, где астоланской колдунье отрубили руки. Ни один смертный не смог бы научить короля тому, что он потребовал у моей матери. Теперь я знаю, кто вел Ведьмоубийцу к дому ведьмы и кто нашептывал советы.

— Ах вот оно что… — протянула Уна, и глаза ее блеснули. — Стало быть, твои отец и мать не смогли мирно поделить сына между собой, и Темный Двор решил вернуть принца-полукровку хитростью…

— Видишь, Уна? Если мне и следует избрать путь мести и прочих долгов чести, то лучше уж я замахнусь повыше, — я слышала голос Хорвека далеко-далеко, и не различала лица чародейки. — Вновь наши цели совпадают, не так ли?.. Не будем терять время, пусть Йель унесут отсюда, а нам пора заключать мир, ибо под сегодняшней луной нет других созданий, так схожих устремлениями, как мы с тобой…

Я не видела и не слышала, как заключали перемирие рыжая ведьма и полудемон — от беспамятства я очнулась лежа в кровати, укутанная теплым одеялом. Искалеченная рука была умело забинтована чистым полотном, окровавленная дорожная одежда сменилась чистой рубашкой, и даже от волос исходил запах чистоты и пряных трав. Комнату мягко освещали свечи, за окном угадывалась беспросветная ночная тьма.

На краю кровати, спиной ко мне, сидел Хорвек.

Я помнила все, что произошло, но все равно попыталась закричать — слишком сильны были горе и ненависть, составлявшие отныне всю мою сущность. Но теперь на мою долю остались только слезы — вместо крика у меня получился хриплый протяжный стон.

Он услышал его и медленно повернулся, словно заставляя себя смотреть на то, во что я превратилась этой ночью. С горечью я подумала, что голос мне и вправду не нужен — кто, как не Хорвек мог угадать мои мысли с точностью до последней капли отчаяния?

— Мне жаль, что я не успел вовремя, — сказал он, глядя на мою забинтованную руку.