Рыжик суетливо запрыгал, натягивая шорты на непросохшие плавки.
— Не надо, — сказал ему Словко, — Жарко ведь. Брось все шмотки в форпик. — Свои и мои… — Что-то подсказывало: сухая одежда может пригодиться впоследствии.
Рыжик послушался. Словко помог ему застегнуть клапаны жилета. Надел свой. Привычно глянул на жилет Московкина: в порядке ли.
— По местам… Виктор Максимович, сядьте вон там, на банку… на скамейку то есть…
Паруса не были убраны, они полоскали, нетерпеливо ожидая напора воздуха.
— Рыжик, распутай шкоты… Олег Петрович, слегка подберите грот…
Словко отвязал швартовы, сильно отвел от мостков бушприт и прыгнул на корму, взял румпель.
Рыжику команды были не нужны, он все делал быстро и правильно. А Московкину пришлось сказать:
— Олег Петрович, потравите чуть-чуть… вот так.
Виктор Максимович сидел лицом к корме на банке позади швертового колодца, крепко держался за ее края. На лице его была смесь надежды, беспокойства и любопытства.
Добежали до поворота. Теперь ветер стал дуть навстречу (называется «мордотык»), пришлось идти в лавировку, метаться в Орловке от берега к берегу. Рыжик при каждом повороте ловко переносил стаксель и кливер с борта на борт, Московкин довольно умело перебрасывал грот. Правда, при этом почему-то морщился. Виктор Максимович следил за всем с нервным напряжением, но ни о чем не спрашивал.
— Выйдем в озеро — побежим быстрее, — успокоил его Словко.
— Понял…
Вышли на большую воду. Словко прикинул, что теперь идти лучше вблизи Шамана — ветер позволяет, и путь будет короче. Закрепив бизань-шкот на утке, Словко вытащил из-под жилета мобильник.
Ну, слава Богу, повезло! Корнеич отозвался сразу.
— Это я… — сказал Словко.
— Слышу. Как ты сумел дозвониться?!
— Потому что с воды. Корнеич! Случилось че пэ. К нам вышел человек, сказал, что у него несчастье, надо срочно в город. Он ехал на электричке, а там авария… А ему надо быть через час… а он… Я решил: надо идти.
— О черт возьми! — сдержанно взвыл Корнеич. — Что за человек?! Авантюрист какой-нибудь!
— Нет, это знакомый Рыжика. Который тогда привез его. Подполковник Смолянцев, ты знаешь…
— О черт возьми! Но ведь… А впрочем все равно… Ты, конечно, сейчас процитируешь устав!
— Да, потому что форс-мажор… Если ты прикажешь, я вернусь…
— Каким курсом ты идешь?
— Держу на Шаман.
— Держи. На базе дождись меня, там разберемся.
— Ты, наверно, догонишь нас на моторке Константиныча…
— Если бы так просто! Он разобрал свой мотор до винтика, чинит…
— Тогда позвони на базу, попроси прислать за тобой катер.
— Попрошу. Только не за мной, а чтобы сперва сопроводил вас. Потому что скоро может засвистеть. Ты посмотри на облака…
Словко посмотрел. Ну и что? Обыкновенные облака. Маленькие, белые, курчавые… Хотя да, конечно… На берегу не обратил бы на это внимания, а сейчас встревоженным взглядом отметил их слишком быстрое и неровное движение. Словно там, наверху, переплелись несколько ветровых потоков и взъерошенные барашки не могут выбрать: куда им бежать.
Ну, а может, ничего страшного? Вон какое доброе солнце, какой ровный упругий ветерок. Рыжик опять дурашливо повизгивает от случайных брызг. Хотя уже не от случайных. Впрочем, пока одна забава…
— Прогноз-то был хороший, — сказал в мобильник Словко.
— Знаешь ведь наших синоптиков… Если засвистит сверх меры, а катер не подойдет, приткнешься к Шаману и будешь там ждать.
— А как же пассажир? Он опоздает…
— И
— Есть, — сказал Словко.
Смолянцев по-прежнему сидел в напряженной позе, но лицо его было уже спокойнее, но нем проступило даже некоторое добродушие. Он поглядывал по сторонам. Дуть стало сильнее, но вполне «в пределах нормы». А кечи типа «Зюйда» и «Норда» — они же устойчивые, надежные суденышки, чего там…
Словко подумал, что скорее всего они ходко и без приключений доберутся до родимой гавани («Тьфу-тьфу-тьфу, конечно…»).
Навстречу прошли две большие («морские») яхты клуба «Металлист». С мачтами в три раза выше, чем у «Зюйда». С яхт помахали, потому что «Эспаду» на озере знали все. Обрадованный Рыжик с носа помахал в ответ. Он, видимо, чувствовал себя прекрасно.
Остров Шаман приближался, вырастал справа нагромождением серых камней.
Завибрировал под жилетом телефон. Звонил Корнеич.
— Как дела?
— Шаман почти на траверзе. А как с катером?
— Все одно к одному! Федя намотал на винт какую-то дрянь, чистит. Клянется, что выйдет вот-вот…
— Корнеич, нет смысла притыкаться к Шаману. Полет нормальный…
— Смотри, капитан…
Шаман оказался точно справа по борту, каменная верхушка проплыла под солнцем. Словко опять задал бизань-шкот на утку, вскинул над головой руку — салют. Рыжик перехватил одной рукой два шкота и тоже салютнул. Московкин быстро поднял над плечом сжатые пальцы — общее приветствие многих ребячьих отрядов.
Виктор Максимович посмотрел на всех по очереди.
— Какая-то традиция? — понимающе сказал он.
Скрывать было нехорошо: это означало бы, что обижаешь того, кому салютовал.
— Там камень в память об одном погибшем мальчике, — сказал Словко, снова раздавая шкот.
— А-а… Значит, плывут пионеры, салют Мальчишу…
Московкин опять поморщился: