Рыжее знамя упрямства

«А ведь можно поставить пятый!» — сообразил Словко.

У него не было в этом деле большого опыта, на кечах он ходил редко, да и матросов сейчас оказалось меньше нормы. Но азарт гонок добавлял сил. Тем более, что чуть позади неотрывно шел на «Барабанщике» Кирилл Инаков. Не догонял, но и никак не отставал! Красный корпус «Барабанщика» выпрыгивал на волны, как морковка, которую дергали за нитку.

Словко задал бизань-шкот на утку. Сдвинулся еще левее, открутил барашки на крышке ахтерпика. «А там ли апсель?» Ура, вспомогательный парус был на месте! Словко выбросил белый сверток в кокпит, приладил крышку на место (а то зальет, чего доброго!).

— Матвей, дай гика-шкот. Разверни апсель, будем ставить… Ребята, откренивайте пока изо всех сил! — (Те рады стараться.)

На лице Матвея мелькнуло сомнение («А вот как булькнемся…»), но сделал он все правильно. Освободил на парусе углы, галсовый зацепил за гак на задней стороне швертового колодца, к фаловому протянул от бизани капроновый трос…

— Словко, а тут кренгельс порван!

— Тысяча дохлых медуз!.. — Словко оглянулся на Инакова. Тот, на «Барабанщике», прыгал по гребням в пяти метрах за кормой. Именно он, Кирилл, был постоянным командиром «Зюйда», и Словко крикнул ему с немалой язвительностью:

— У вас, капитан, фаловый кренгельс на апселе оборван! Это свинство!

Кирилл не стал оправдываться:

— Матросам головы оторву!.. Словко, извини!

Словко сразу отмяк:

— Да ладно, не отрывай!.. — А Матвею велел: — На углу завяжи парусину кукишем. Вокруг него фалом сделай два шлага, потом прямой узел. И поднимай…

Матвей, он хотя порой и увалень, но дело знает. И понимает все с двух слов. Завязал как надо. Заранее задал на бортовой переборке апсель-шкот, потянул фал. Блестящий белый треугольник затрепетал и упруго встал между грот-мачтой и бизанью. Летящие брызги обрадованно забарабанили по тугому лавсану.

Кинтель, близко подошедший на своей моторке, снял всю операцию с апселем видеокамерой.

— Отлично! — Словко вернул Матвею гика-шкот и опять оглянулся на Кирилла. Тот показал большой палец и скомандовал экипажу поворот. Он, Инаков, лучше всех знал свойства своего «Зюйда» и понимал: когда тот под апселем да с легоньким экипажем, состязаться с ним бесполезно.

А Словко решил не делать лишних поворотов. Если так отлично стоят паруса, лучше не мудрить…

2

— Куда этого героя понесло? — сказал каперанг Соломин, глядя в бинокль. — Он что, собрался на другой берег?

— Это Словко, — отозвался Корнеич. — На той посудине, да еще с апселем, идти в лавировку дело хлопотное. Вот и решил, наверно, добраться до поворотного буя всего двумя галсами… — Он смотрел в укрепленную на треноге трубу.

Оба они стояли в рубке, наблюдали за гонкой сквозь широкие окна с поднятыми стеклами. Впереди, за полутора милями синей воды тянулся другой берег. На нем справа — прокатный цех завода «Металлист», левее — дачные коттеджи, бегущая за тополями электричка и совсем далекие, похожие на белые утесы корпуса поселка Сортировка. А над всем этим пейзажем — кучевые желтоватые облака…

Зыбь на воде казалась в поле оптических приборов неподвижной. Почти неподвижными (если не приглядываться) выглядели и яхты. Лишь искрящаяся пена отлетала от бортов да трепетали на задних шкаторинах треугольных гротов пестрые флюгарки…

В рубке был еще и начальник водной станции Степан Геннадьевич Поморцев. Этакий боцманского вида мужчина в тельняшке, с усами и в парусиновой чеплашке на обширной лысине. Он смотрел на воду без всякой оптики, а больше поглядывал на барометр.

— Раскидало ребят по всей акватории, — заметил он. — А скоро может свистануть…

— Через пятнадцать минут все соберутся у левого буйка, — успокоил Каперанга и начальника станции (и, видимо, себя) Корнеич.

— Даня, а тебе не бывает страшно, когда в крепкий ветер столько ребят на воде? — вдруг спросил Каперанг.

Корнеич даже не удивился. Пожал плечами:

— Что значит «не бывает»? Мне всегда страшно. Я живу с этим двадцать лет, привык уже… как к протезу… А тебе что, не было страшно там, среди субмарин? За тех, кто у тебя под командой?

Каперанг не ответил.

— С чего это ты полез в психологию? — недовольно спросил Корнеич. — Это Аидина сфера…

— Да так, — неохотно откликнулся Соломин. — Недавно слышал в «Новостях». Два офицера и шестеро питерских курсантов кильнулись на яле в Финском заливе. При свежем ветре. Шестеро погибли. Странно даже: что они, без спасательных жилетов были?

— Тьфу на тебя! — дернул головой Корнеич, не отрываясь от окуляра. — Нашел время для таких разговоров… Я слышал, конечно, только чего ты об этом не вовремя…

— Сам не знаю. Извини… А этот обормот Словко все же зарывается.

— Он же не питерский курсант, знает свое дело… Ага, вот и убрал апсель. Повернул…

— Вы, мужики, зря не переживайте, — подал голос Поморцев. На воде два мотора. Ежели что, они враз…

— Да, вот вам и «ежели что»! — Корнеич в сердцах ударил кулаками по бедрам. — «Хоббит» улегся. Владька Казанцев…

В самом деле, яхта с черным корпусом лежала парусом на воде. Вокруг плавали четверо. К ним уже мчалась моторка Кинтеля.