Рыжий

Короче говоря, в школу мы пошли вместе, но перед этим я и брат долго думали, как же быть с Рыжим. Оставлять его дома одного нельзя — вольный и независимый сын улицы, хозяин двора и ближайших окрестностей, он не привык сидеть взаперти, да еще и один. Что тут было делать? Я совсем уж было отчаялся и пришел к дурацкой и безнадежной затее: утащить его с собой в школу, потому что боялся выпускать в большом дворе — а вдруг он, обидевшись, совсем не придет? Но мой маленький мудрый брат нашел блестящий выход.

— А давай я в школу не пойду, — сказал он.

— Как то есть не пойдешь?

— А чего там делать? Я все и так уже знаю. Пускай я лучше за Рыжим буду смотреть. Поиграю с ним и собаку прогоню, если что.

Я подумал и согласился. Действительно, велика важность — один день в школе пропустит. Год кончается, экзаменов у него нет, а чего они ему интересного скажут? Он уже все мои книжки перечитал, к моим задачам подбирается, вместе со мной учит немецкие слова и пишет по-грузински, а его терзают чистописанием, заставляют по двадцать раз повторять таблицу умножения и читать вслух чуть ли не по складам.

— А если спросят, я скажу, что живот болел, — настойчиво убеждал он меня.

Да меня и убеждать-то не нужно было. Что ему, в самом деле, будет? У него один пятерки, подумаешь день. Да ему и поверят, потому что он вообще-то никогда не врет. Ему просто нужды нет врать, у него всегда все в порядке.

Рыжий спал на своей подстилке, словно ничего и не случилось. Витька посвистывал под окном, и я пошел к нему с легким сердцем, хотя мы и опоздали на два первых урока. Забинтованные руки и ноги давали нам волю, и мы могли наврать с три короба, и — вот они, доказательства. Но тем не менее разговаривали мы мало, потому что забота была. Рыжий и собака останутся и никуда не денутся. Дед Ларион прав. Старый мудрый человек, он сказал главное, и об этом главном мы теперь и думали. Как сделать, чтобы они жили в мире? Они, и имеете с ними — мы. Я только спросил Витьку, где он эту собаку взял, но он мне не ответил. Ни тогда не ответил, ни после не отвечал. Я так и не знаю, где он ее откопал, и думаю, что собака досталась ему ценой унижения. Иначе он не стал бы скрывать. Если, допустим, украл, то мне сказал бы, что я, не понял бы, что ли?

Но если так, то тем более дорог для него Дзагли и тем нужнее помирить их с Рыжим.

* * *

Имя новому жителю придумал брат. Правда, он называл его иначе, он назвал его Мамадзагли, но «мамадзагли» — это ругательство, и довольно оскорбительное; называть таким именем симпатичного песика даже мне казалось неприличным. Мы сократили имя и стали звать его Дзагли, поскольку он и был дзагли, то есть — собака. Однако брат, устойчивый в привязанностях и антипатиях, долго держался своего, хотя и случалось ему за это получать от Витьки по шее. Но время и веселый дружелюбный характер собаки умерили в конце концов его неприязнь, и он примирился. Как, впрочем, и Рыжий.

Все же еще одна стычка у них с Дзагли произошла. Она случилась в тот же день и была не очень серьезной. Полдня Рыжий вел себя дома спокойно. Брат говорил, что он не просился на улицу, долго спал, потом забрался на подоконник и ловил мух. Но когда я вернулся из школы, он сел перед дверьми и стал чуть слышно мяукать, широко разевая пасть. Отогнать его от двери было невозможно, он смотрел на нас с требовательным недоумением и не понимал, почему мы его не выпускаем, почему закрыта дверь, хотя погода на дворе стоит прекрасная. То ли его взбодрило мое появление, то ли проголодался и понадобилось идти на охоту, то ли по нужде приспичило. Но на улице бегал Дзагли, а я все еще не решил, как быть. Дзагли поразительно быстро освоился на новом месте и с первой же минуты вел себя как старожил. Его нисколечко не мучили воспоминания о прежних хозяевах, словно их и не было, да, возможно, и в самом деле не было. Он обегал весь двор, обнюхал все углы и везде отметился; изучил обширный подвал под нашим домом, потом растянулся на террасе и стучал весело обрубком хвоста, когда кто-нибудь проходил мимо. Потом убежал за пакгауз и принялся там шумно скакать в лопухах. Я следил за ним в окно и в этот момент окончательно решился выпустить Рыжего.