Рыжий и черный (СИ)

Вилли еле плелся, таща за собой по земле тяжелый ранец. Усталый, потный, взъерошенный, что воробей. Голые коленки, торчащие из школьных шорт, покраснели на холоде, ботинки были надеты на босу ногу. Под глазом Вилли назревал синяк.

Вилли выглядел точь-в-точь, как чувствовал себя Брок — он полдня провел в разъездах, собирая нежите-амулеты и документацию к ним. Молодой интендант, сопровождавший Брока в поездке, ничем особо не помогал — он бледнел, краснел и ничего не знал: закупку нежите-амулетов совершал его предшественник нер Хокинс, уволившийся аккурат на день Явления. Вся документация по закупкам, вот же гадство, была проведена уже через Тальму — сейчас у Брока руки были коротки добраться до возможных участников аферы: Аквилита опять была Вольным городом, и полиция Тальмы не имела никакого отношения к ней. А афера была, и еще какая — Брок убил остальную половину дня на проверку каждого номера нежите-амулетов, с удивлением замечая, как некоторые номера, которые должны быть уникальными, двоились и троились в его ведомости. Учитывая массовость закупки — на амулетах никогда не экономили, купая с запасом, и явную бросовую стоимость подделок, Хокинс и его «товарищи» по афере заработали немало. Брок отдавал себе отчет, что из-за покупки фальшивых нежите-амулетов, теперь нет веры и остальным закупкам Хокинса. Придется проверять и содержание серебра в пулях, и сигнальные амулеты, и реактивы для экспертных лабораторий. И какой демон дернул Хокинса так подставить бывших коллег?! Понятно, что обидно — тогда в снежень тысячелетней независимости Аквилиты пришел конец, и служить Тальме Хокинс посчитал для себя невозможным, но подставлять констеблей-то зачем?!

Несчастный глубоко в душе Брок заступил такому же горемычному мальчишке дорогу — тот смотрел себе под ноги и отчаянно шмыгал носом.

— Недобрый день, Вилли?

Тот замер, поднимая тяжелый, очень грустный взгляд на Брока — и Брок его понимал от и до:

— Чаво? До дома я и сам дойду… Не потеряюсь.

Брок приветливо протянул руку:

— Давай, помогу с ранцем. Тяжелый поди.

— Я экайе на ферме работаю! — взвился обиженный недоверием к его самостоятельности мальчишка, явно из семьи беженцев из Вернии — только там шакеров или открывальщиков устриц называли именно так. Он обошел Брока и медленно поплелся дальше. — Я сильный.

Брок не выдержал — выругался себе под нос: работа шакеров начиналась в четыре утра, и сил на открытие устриц требовалось немало. И, несмотря на все запреты, в шакеры до сих пор принимали с четырех лет.

— Тем более давай помогу.

Вилли шмыгнул носом, настороженно всматриваясь в Брока — тот явно не вызвал в нем доверия или даже мало-мальской симпатии: слишком разнаряженный, в белоснежных перчатках, в парадном мундире с боевыми наградами, в новой, распахнутой на груди шинели, в высоких, начищенных до блеска сапогах — и ведь не поверит Вилли, что когда-то, лет двадцать пять назад, Брок выглядел почти так же, как он — семья Мюрай была не из зажиточных, отец, отказавшись от титула, лишился любой поддержки рода, и первое время, пока мать Брока болела, с деньгами было туго, более чем. Только Броку в школе приходило еще хуже, чем Вилли — он вдобавок был рыжим. Рыжих нигде не любили. Приходилось доказывать кулаками, что поговорка «рыжий-бесстыжий!» не про него.

Мальчишка все же выдавил из себя:

— Лучше скажите нериссе, что экайе быть круче, чем ходить в школу. За школу надо платить, а экайе — наоборот, платят!

Брок замер, поймал за плечо, останавливая и Вилли, присел перед мелким, фута четыре в высоту, мальчишкой, заглядывая в глаза — причину многих горестей Вилли он понимал:

— И про чулки сказать?

Вилли тут же улыбнулся щербатым ртом — передних зубов у него еще не было: молочные выпали, а коренные еще не выросли:

— И про них скажите! Парни не носят чулков!

— Чулок, — поправил его Брок, заставляя Вилли снова грозно выпрямляться:

— Какая разница — чулков, чулок… Я морозов не боюсь. Я вообще скоро себе штаны смогу позволить! — всю серьезность сцены испортили шорты, попытавшиеся свалиться с впалого живота — Вилли пришлось их ловить и поправлять.

— В школе брюки разрешены с восьми лет. — напомнил Брок, рукой проходясь по лицу мальчишки и убирая следы гематомы. Вилли тут же напрягся и подался в сторону. Броку пришлось объяснять, чтобы его не заподозрили в неподобающем: — Не бойся. Я лишь синяк убирал — мы же не хотим расстроить нериссу Идо.

Вилли снова хлюпнул носом, и Брок заодно и насморк пролечил — пара часов и он прекратится.

— Вы только про школу скажите ей! Твердо скажите, что я больше туда ни ногой!

Брок, игнорируя обходящую их со всех сторон толпу школяров, мягко сказал: