Рыжий, или Лешке бролес. Лесные братья Прибалтики

Пепелище выглядело страшно. Сгорело всё даже забор. Единственное, что осталось по не известной причине это валявшаяся под ногами, затоптанная вывеска со странным и новым словом «МИЛИЦИЯ», как молчаливое напоминание о неизбежном. Приехавший к обеду участковый проводил опрос гражданского населения на предмет кто, что заметил. На подозрении было несколько человек, но в первую очередь Януке с сыновьями, хотя ни одна душа не видела и не слышала до пожара никакого шума.

В новом схроне и пахло всё по-новому. Свеж очищенные стволы сосен издавали приятный смолянистый аромат спиленного дерева, новые нары были застелены матрацами со свежескошенной травой, пало сыростью и известковой побелкой стен. Миндаус лежал на своём месте вымытый заботливыми руками старших братьев и думал о произошедшем. Всё назад им возврата уже не было. Крышка люка была открыта и с верха доносились голоса братьев и отца. Они о чём –то громко спорили. Парень прислушался. Спорил и просто настаивал на своём Костас. «Отец, Вы обязаны пойти в посёлок и устроить страшный скандал с участковым по поводу где Ваш сын Миндаус? Тем самым Вы отведёте от всех нас всяческие подозрения в убийстве и поджоге и посмотрите на реакцию милиционера. Для пущей убедительности с собой возьмите с хутора мать. На вопрос где все мы, скажете, что поехали в Вильно работать на фабрику». Стасис возражал, он говорил, что надо тихо отсидеться. Януке думал не долго. Ему понравился план умного Костаса: «Да, сын, ты прав, я собираюсь и ухожу, а Вы ни на шаг отсюда и сидите тихо. Можете начинать ловить и солить на зиму рыбу и собирать, и сушить грибы. Миндаус услышал стук сапог отца по лестнице и через мгновение его крепкую руку у себя на голове. Отец погладил давно не стриженную голову сына, потрепал легонько его волосы и полез вверх. У Миндауса навернулись слёзы, он так же, как и отец, любил его. Слышно было, как Януке прощался с сыновьями и уходил на свой хутор, чтобы забрать жену и маленькую Раду, до которой он так и не донёс свой сладкий подарок, идти к новой власти защищать свои права.

Лейтенант Прокопенко занял под свой новый участок не большой дом на краю посёлка, в котором до сего времени жил старик сапожник, переселив его в сапожную мастерскую в этом же дворе, пообещав не трогать его самого и его гешефт. Старик согласился и перетащив не хитрый свой скарб устроился в мастерской. Прокопенко прибивал злосчастную вывеску и сильно опешил, когда к нему вошла семья Звайнисов. Первым вошёл старый Януке, затем его жена с маленькой девочкой. Остановившись посреди не большой комнаты Януке громко и настойчиво спросил: «Где мой младший сын, которого ты забрал вчера утром с собой? Что с ним? За что и по какому праву ты его бил? В чём ты его обвиняешь? Отвечай». Он стоял как гранитная скала и глядел на своего обидчика. «Как жаль, что тебя вчера не было» подумал мужчина. Через минуту Прокопенко пришёл в себя. Он вдруг понял, что попал в большую неприятность по службе, но сказал совсем другое: «Ты чего это тут на меня кричишь, старик? Хочешь, чтобы и тебя, как и твоего сосунка увезли в Шауляй на допрос? Я не обязан вообще—то перед тобой отчитываться. Но раз пришёл скажу, твой сын арестован и сидит в одиночке. И пока не даст показаний его не выпустят». Януке и глазом не повёл на его враньё. Ещё больше заревели мать и дочь. «Я добьюсь справедливости, поеду жаловаться на тебя» сказал старик и вышел со своей семьёй, ещё раз убедившись в правильности решения прийти сюда самому.