Рыжий (история одиночки)

– Одноухий, Усач, Квёлый и Заморыш – в оцепление, чтобы с тылу не напали, – жёстко распорядился Оторвыш. – Я начинаю. Времени мало. Нам и так сегодня прёт.

– Да-да! – тут же вылез и Док. – У этих тварей есть способность передавать сигналы на расстоянии! Но мы их сейчас заблокируем! Тел-л-левизор-р! Р-р-ради –о-у-у!

Рыжик сглотнул слюну. «К какому ещё испытанию?» Обстановка вокруг была зловещая: горящие кошачьи глаза странным образом гармонировали с отсыревшими стенами и тусклой лампочкой, сиротливо болтающейся под потолком. И в довершении к надвигающемуся действу – медленно крадущийся к куче мусора Оторвыш, мрачно разбрасывающий вокруг себя пепельно-белую ауру неизбежности. Жёлтые пылающие глаза его неотрывно смотрели в одну точку с краю кучи, и Рыжик вдруг отчётливо ощутил внутри себя давление силы, заставившей его задрожать и сделать несколько шагов вперёд. Остальные коты тоже мелко тряслись, утробно урчали и облизывались, но с места не двигались. Очевидно, главный вектор приложения этой древней животной силы приходился как раз в точку, которую неотрывно гипнотизировал Оторвыш, и вот куча зашевелилась, ожила и из неё вдруг возникла здоровенная крысиная морда с красными горящими глазками, которые немедленно уставились прямо в надвигающееся жёлтое пламя. Надо признать, что Оторвыш выбрал себе достойного противника: крыса размером почти не уступала ему, и, судя по оскалу, обнажающему острые хищные зубки, готова была принять бой, даже в весьма невыгодных для себя условиях. Вынужденная подчиняться зову охотника, она заморожено двинулась ему навстречу; усы топорщились, изо рта капала слюна, шерсть на спине взмокла от напряжения и колюче дыбилась, придавая её облику совсем уж устрашающий вид. Она нашла в себе силы броситься на кота первой, целя в горло, не достала и тут же была сбита мощным ударом лапы, оставившей на её морде кровавые полосы, завалилась на бок, отчаянно заверещала (Рыжик отчётливо воспринял этот сигнал ярости и ужаса в своём мозгу), и тут же пасть Оторвыша сомкнулась на её горле и разомкнулась только тогда, когда последний слабый крысиный вопль не растаял в сознании Рыжика.

– Бр-р-аво! – заполошенно возопил было Док, но тут сзади раздалось сдавленное ненавистью урчание, и все бросились врассыпную. Нет, это не было паническим бегством – это выглядело как заранее запланированный отход перед явно превосходящими силами врага. Только Рыжик, не успев ещё толком прийти в себя, растерянно сидел и почти безучастно вращал головой. Рядом с ним вдруг оказалась кошечка-трёхцветка, больно укусила в шею и прошипела: «За мной, полоротый!» Рыжик безропотно подчинился. Он бежал за кошечкой, гордо вздымающей свой хвост, и даже не думал оглядываться – ощущение надвигающейся опасности было слишком сильным, мозг был прямо-таки пронизан сигналами-пилотами. И что-то там ещё свербило совсем уж чужое, всё сильнее и сильнее, от чего вдруг стало трудно передвигать лапы и хотелось просто лечь и закрыть глаза. К счастью, бежать оставалось недолго – вот уже высветился впереди небольшой проём в кладке, и Рыжик без всяких проблем проскочил сквозь него вслед за своей спасительницей. На улице уже стемнело. Какое-то время они ещё бежали, затем кошечка остановилась и обернулась к Рыжику:

– Фу-ф, ушли… С каждым разом всё стрёмней и стрёмней. Эй, ты меня слышишь? Давай, что ли, знакомиться. Я – Василиса. С тобой понятно. Ты куда сейчас?

Рыжик задумался.

– Не знаю, – наконец озадаченно откликнулся он. – Домой, наверное, уже поздно. Там такой храп стоит…

– Домой… – вздохнула Василиса. – Дом – это хорошо. У меня тоже был когда-то…

Рыжик деликатно промолчал.

– Ладно, – решительно прекратила ностальгировать Василиса. – Дом не дом, а на улице ночевать мы не будем. За мной.

Уже без всякой спешки они перебежали дорогу, пересекли детскую площадку (откуда-то сбоку раздался лай, но Василиса и ухом не повела; Рыжик разобрал, как она мельком бросила: «Шавки», – ну, и что-то там ещё). Дальше они потрусили по тропинке, прочь от каменных громад, и вскоре оказались в районе ещё сохранившихся домов барачного типа, вылизанных временем так, что никакой реставрации уже не подлежали. Угрюмо стояли они, тщетно пытаясь оградиться от новой эпохи ветхими заборами, и непрерывно кряхтели, явно сожалея, что давно пережили свой век. Василиса нырнула под перекошенную дверь одной из таких построек и далее сразу – под деревянную лестницу (изнутри дверь кое-как закрывалась на висячий замок – здесь жили люди… Люди могут жить везде, как и кошки. Зачем? А вот это уже совсем другая тема). Рыжик, само собой, проделал вслед за ней те же манёвры, уже совсем свободно ориентируясь в темноте.

– Ага, – принюхавшись, бодро произнесла кошечка. – Супчик. Молодец, бабуля, не забывает про нас. Хотя про неё все давно уже все забыли.