Рыжий кот Фута из кафе между мирами

Человек перестает тебя узнавать… и не кто-то посторонний, а любимая мама. У меня сердце сжалось. И подумать страшно, каково мне было бы, забудь Митиру о моем существовании.

– Понимаешь? – переспросила Нидзико, заметив, как я притих.

Я кивнул.

– Тогда поручаю это тебе. Уж не подведи.

Как же сладить с человеком, у которого проблемы с памятью? Непростое выходит дело. Но все же мне захотелось попробовать. Я сразу представил себе весь ужас ситуации и тут же подумал: вот бы хоть как-то помочь.

– Ты отлично развил воображение, – Нидзико смотрела на меня по-матерински нежно.

Я спрыгнул с комода и подошел к горящему камину. Подремлю здесь немного, а потом начну строить планы.

3

Наша заказчица – Кодзуми Хосака, женщина в возрасте около шестидесяти лет. А повидаться она хочет с матерью, Сацуки Комай, которой уже за девяносто. В анкете было указано название дома престарелых, где та сейчас находилась.

– Думаю, там получится пересечься не только с ней, но и с дочерью, – решил я, но все оказалось не так просто.

Комнату Комай я нашел быстро. В этом доме престарелых держали «терапевтических» кошек и собак. В больницах нередко организуют общение с животными, чтобы морально поддержать пациентов. Вот и в домах престарелых иногда прибегают к этому во благо постояльцев с деменцией.

Я проник в комнату с вывеской «Живой уголок», обставленную словно кошачье кафе. А дальше все оказалось просто. Большинство ее обитателей принадлежали к зеленому миру, но были и те, кто уже успел побывать в синем. Я основательно расспросил местных.

– Сацуки? Она добрая женщина.

Очень похожий на меня рыжий полосатый кот рассказал, что на ее коленях чрезвычайно уютно дремать, свернувшись клубочком.

– Семья часто к ней приходит? Их тут можно встретить?

– Каждый день. Но только сын и невестка. В будни заглядывает невестка, по выходным и сын заходит. А дочь ее тут не появляется.

Когда я объяснил новым знакомым свое поручение, один из котов заметил:

– Иногда у нее с памятью лучше, а иногда хуже. Когда как.

Странное дело. Я внимательно выслушал всех, а затем направился к комнате Сацуки.

4

– О! Ку, малыш! Зашел меня проведать? – дверь, возле которой я бродил, открылась, и на пороге показалась пожилая женщина. Судя по всему, Сацуки собралась в столовую на обед. Я думал, она уже не может сама куда-то ходить, но, видимо, ошибся.

Обитатели живого уголка ведь говорили, что состояние ее памяти изменчиво: то лучше, то хуже. Получается, по дому престарелых Сацуки гуляет свободно.

«Кто еще такой Ку? Я Фута», – хотел поправить я, но даже хорошо, что она меня с кем-то перепутала (наверное, с тем рыжим котом из живого уголка). Проще будет провести с ней время.

– Заходи, – пригласила Сацуки.

Не знаю, можно ли терапевтическим животным проникать в личные комнаты пациентов, но кого это волнует? Я проскользнул внутрь.

Сацуки посадила меня к себе на колени и принялась увлеченно гладить – похоже, совершенно забыв про обед. Жаль, что я помешал, но наверняка еду ей позже принесут в комнату или по крайней мере зайдут позвать в столовую. А до этого момента я побуду Ку.

– Ку, хочешь угоститься? – Сацуки достала из ящика стола сушеную рыбку – нибоси.

Я тут же махнул хвостом и подал голос. Но откуда она у нее? Не успел я удивиться, как Сацуки пояснила:

– Это Сатору мне оставил. Мол, в ней много кальция, а он полезен для костей и зубов, так что пусть будет на перекус. Ты ведь не встречался с Сатору, да, Ку?

Только вот зубов у Сацуки уже совсем не осталось. Она носила вставную челюсть, которую надевала лишь во время еды.

– Я ведь уже и не могу есть такое твердое. Но Сатору очень заботливый. Мой единственный ребенок.

На глаза Сацуки навернулись слезы – то ли от радости, то ли от печали. Люди ведь плачут и от того, и от другого. А еще, говорят, становятся более сентиментальными с возрастом. Вот уж не стану утверждать – мы, кошки, редко грустим, поэтому мало знаем о слезах.

Кстати, Сацуки охотно говорит о сыне, а дочь и словом не упомянула. К тому же заявила, что он ее единственный ребенок. Похоже, она и правда совершенно забыла о Кодзуми.

Маленькая комната, в которой были лишь стол да кровать, выглядела уныло, однако в ней нашлось местечко для крохотного домашнего алтаря – буцудана. От него пахло благовониями. Перед ним стояла фотография представительного мужчины. Наверняка это муж Сацуки – отец Сатору и Кодзуми. Больше семейных снимков в комнате я не увидел.

Какое-то время я нежился на коленях Сацуки, разворачиваясь то так, то этак. Когда я уже совсем расслабился и почти уснул, в дверь постучали, а затем в комнату зашла какая-то женщина. Я понадеялся было, что это Кодзуми, но тут же понял свою ошибку.

– Сацуки, здравствуйте!

– О, Ханаэ! Ты сегодня одна?

– Да, будний день ведь. Сатору на работе.

Судя по всему, диалог был для женщин уже привычным. Значит, жену Сатору, невестку Сацуки, зовут Ханаэ.

– Меня попросили передать, что вас ждут на обеде.

Тут Ханаэ наконец заметила меня на коленях у Сацуки.

– Ой, котик! Это местный, да? Их же нельзя забирать в комнаты, вас отругают.