Рыжий сон

И я пошла в свою комнату, с удовольствием улеглась в постель. Начала засыпать, даже вроде смотреть сон какой-то, как вдруг раздался громкий стук в дверь. Накинула на рубашку халатик и, непричесанная, без всякой задней мысли пошла открывать дверь: там Данька с Пашей. Опять при виде Паши у меня сердце так ёкнуло, что ноги сами собой обмякли, и вся я внезапно провалилась словно в ватный короб без дна. Открываю глаза: лежу на своей постели, надо мной – два озабоченных лица – Павла и Даньки.

– Свет, ты чего? – спрашивает Данька, – ты чё это пугаешь то так?

– Да я, – говорю, – приболела. К Палычу вот сходила, он мне освобождение дал.

– А мы тут заглянули во время перерыва к девчонкам, они сказали, что ты первую пару проспала. Вот, пришли будить, – пояснил Данька.

«Стало быть, мой утренний монолог тоже происходил в другой реальности», – подумала я, а вслух сказала:

– Вы бы лучше держались от меня подальше. Грипп, наверное, подцепила. Нынче грипп очень странный ходит.

– Тут главный принцип – не поддаваться болезни, – сказал Павел, серьезно поглядев мне в глаза, и я засомневалась, поверил ли он в мой «грипп».

– А нас ваши микробы не берут! Чхали мы на эти ваши «грибы»! – хвастался снова Данька. – Ничего, сейчас мы и тебя вылечим…

И процесс лечения пошёл. Данька на кухне варил из остатков вчерашнего вина глинтвейн – он уверял, что это отличное средство от простуды. Паша развлекал, рассказывая всякие смешные истории – он говорил, что смех действует значительно лучше всяких лекарств. Всё это сильно напоминало детскую игру в больницу, и по законам жанра «больной» должен был выздороветь немедленно после предпринятых мер. В общем, так и вышло: после позднего завтрака с глинтвейном решено было съездить к стенам старого монастыря: надо же показать нашему гостю местную достопримечательность. А «больная», то бишь я, должна больше находиться на свежем воздухе: это тоже способствует выздоровлению. Тем более, погода позволяла: после морозов вдруг наступила оттепель. Я и в самом деле почувствовала себя намного лучше: ведь рядом со мной был Павел. Мы походили возле белокаменных стен монастыря, с уважением посмотрев на величественное сооружение. Потом Паша спросил: «А что это там, внизу?» А там была река, перед нею – запущенный сад. Мы полезли и туда, пробираясь по узенькой тропке, то и дело сползая в сугробы. В том саду на яблоньках, оказалось, висели ещё плоды: маленькие дички. «Если прошли морозы, то яблоки должны стать сладкими», – уверял нас Данька. Чтобы достать яблоки и проверить это, Паша попытался на своих плечах поднять Даньку кверху, но тот не удержался, и они оба упали в сугроб. Тогда решили подсадить на развилку нижних веток меня, чтобы я наклонила ветви. Так нам удалось сорвать несколько сморщенных красных ягод, мы попробовали их, но яблоки оказались невыносимо вязкими и горькими, как хина. Опыт не удался, но все нахохотались от души. Потом пошли к остановке: Данька нас вёл по каким-то окраинным, почти деревенским улочкам и показывал чудные домики с деревянной резьбой. Я подумала, что влюбиться зимой – гораздо романтичнее, чем, как общепринято, весной. Резная вязь деревянных домов перекликалась с затейливым кружевом укрытых снегами ветвей. Мы шли по старой улице, точно по театральной сцене, где зима специально для нас построила дивной красоты декорации. Возле каждого дома сидели по две-три кошки. Ошалевшие от внезапной оттепели, они решили, что скоро придёт весна и, с выражением блаженства на своих шерстистых лицах, вдыхали запах сырости. Я тоже не могла удержать при взгляде на них шалой улыбки, а Паша всё допытывался:

– Кому это ты так загадочно улыбаешься?

– Котам, одним котам, – отвечала я…

Потом мы пили у нас горячий чай, болтали обо всём и ни о чём, хохотали до одури… Вот в таких приблизительно невинных забавах мы провели три дня моего больничного. А на четвертый день мне надо было идти на учёбу, а Павлу – уезжать домой.

«Я сплю, а сердце мое бодрствует; вот, голос возлюбленного моего, который стучится…», «Песнь песней», глава пять… Я готовлюсь по теме «Особенности поэтики книг Ветхого завета». Только сейчас мне – не до этих особенностей, со своими бы странностями разобраться.

«Он должен прийти сегодня вечером» – эта мысль занимала меня весь день. Он – это Павел, Паша. Незаметным образом его собственное имя сменилось в моей голове местоимением третьего лица мужского рода, что только подтверждало выставленный мне ранее диагноз: влюбилась…

«Отвори мне, сестра моя, возлюбленная моя…» А мне некому отворить. Уже почти Десять. Он должен прийти сегодня вечером… Я ждала его – с Шести. Минуло Семь, Восемь, Девять. Он должен был прийти сегодня вечером… Потому что – уже не придёт. Вечер кончается. Наступает Ночь…

– Инна, у меня к тебе одна необычная просьба…

– Какая? – спросила соседка, не отрываясь от своего конспекта.

– Ты не могла бы спрятать где-нибудь у себя мои зимние сапоги…

– А зачем мне надо прятать твои сапоги? – спросила Инна удивлённо.

– Чтобы сегодня ни под каким предлогом мне их не отдавать…

– Что-о-о-о?!!!