Ржавчина. Пыль дорог

Самыми устойчивыми зданиями в период катастроф оказались не высоченные новостройки, а приземистые старинные домики с толстыми, почти в метр, кирпичными стенами. Их проще всего было восстанавливать: заменил трухлявые деревянные перекрытия бетонными, привел в порядок крышу – и все, можно вставлять стекла и двери, подводить коммуникации и заселять людей.

Мне в таких домах всегда нравились широченные подоконники: на них удобно сидеть, их можно превратить в книжную полку. Когда три года назад нам дали квартиру именно в таком доме и мы смогли перебраться с Базы в город, это было похоже на исполнение позабытой детской мечты. Третий этаж, под самой крышей. Маленькая кухня, комната одна, но зато просторная. Мы ввалились в прихожую с вещмешками и спальниками – все имущество, которое было у нас на Базе. И долго не понимали, что теперь делать, куда себя деть. Дом. У нас есть дом. Мы успели отвыкнуть от этого слова.

Нет мебели – ерунда, переночевать пока можно и в спальниках, а кухонные полки и стол я потом собью из каких-нибудь досок. Да и посуду помимо армейского котелка и пары металлических кружек вполне реально найти.

У нас не было ничего, что делает дом – домом. Ни книг, ни фотографий, ни памятных вещиц. Живя в казарме, мы не задумывались об этом, но теперь необходимость начать все буквально с чистого листа, заново, встала перед нами в полный рост.

У нас обоих когда-то был дом. В памяти Рин он оказался навечно связан с чувством потери, у меня… Четыре стены, в которых я провел тринадцать лет жизни, только это и позволяет назвать их домом – и то с натяжкой. Хотя лучше, наверное, обживать пустую квартиру с голыми стенами, чем ту, что еще помнит прежних владельцев.

Сейчас, конечно, все не так. На подоконнике тянется к свету небольшое растеньице, посаженное в жестяную банку от тушенки, – нам сказали, что оно очень красиво цветет, но пока мы не дождались даже бутонов. Кровать, пожертвованная кем-то из знакомых, застелена списанными одеялами – но они давно утратили казенный запах дезинфекции и пахнут почему-то отваром трав, которым Рин моет голову. Четыре кружки на кухонной полке – у Рин красная с черным кленовым листом (линии рисунка почти стерлись, но он объемный, и его можно ощутить под пальцами), у меня простая черная из полупрозрачного стекла. Еще две – для гостей, белые, с выцветшими логотипами производителей чая. Рядом – коробочки и баночки с травами. Что в какой лежит и от чего помогает, доподлинно знает только Рин, я и то до конца не выучил. Пепельница из консервной банки – тоже для гостей. Я бросил курить незадолго до Ржавчины, стыдно было дымить рядом с любимой девушкой. Даже если не рядом, запах-то все равно остается. Потом радовался: курильщики страдали, достать можно было только дрянные пайковые сигареты, а это испытание не всякие легкие выдержат – уж больно крепкий табак. Пепельница-то гостевая, но курить Рин все равно вместе с этой пепельницей выставляет на лестницу – поэтому в квартире пахнет только травами.

А еще есть книги на самодельной полке – сейчас я войду и поставлю на место те, что читал в больнице. И небольшое зеркало над тумбочкой с расческами и россыпью резинок для волос. И стеллаж с кучей картонных коробок, заменяющий нам шкаф.

Когда мы войдем, все будет так. Запахи. Ощущения. Скрип половиц под ногами.

Мы будем дома.

Подъезд пуст – все еще на работе. Наш сосед снизу, строитель, скорее всего, опять уехал восстанавливать какой-нибудь объект. Рин остановилась у лестницы и, прислонившись к стене, полезла в сумку в поисках ключей. Я обнял ее за талию, впился губами в губы, скользнул руками под куртку, сжимая в объятиях тонкое горячее тело. Выскользнувшая из ее пальцев связка ключей жалобно зазвенела, упав на ступени. Рин тянулась ко мне каждой клеточкой, и где-то внутри все пело. Мне повезло. Повезло в драке, повезло с друзьями, дотащившими меня до Базы вовремя, повезло с врачом, как когда-то везло не напороться на нож в подворотне. Волшебное везение, сохранившее меня для этой девушки. Глупо полагаться только на него, но я мог десять раз умереть, не дойдя до тебя. Заживо сгнить от наркотиков, попасть под машину на безлюдной проселочной дороге, оказаться в руках какого-нибудь ублюдка, угодить в исправительный центр и нарваться на нож уже там. И теперь я жив для запаха трав от ее волос, для ее жадных губ, для ее теплых глаз. Иногда кажется, что все это уже было. Что тысячи лет назад я шел, пробираясь через паутину дорог, путая следы, проходя зыбким путем сказок и легенд, умирая, захлебываясь кровью, сознавая, что не хватило пары шагов.

Чтобы однажды встретить – и не сразу осознать, что все это время искал тебя, еще не зная в лицо, не помня, кто ты…

– Я так давно не был с тобой.

– Ну хоть до квартиры-то дотерпишь? – защекотал ухо насмешливый шепот.

Рин

В квартире полумрак, занавески задернуты с вечера. Я тянусь к выключателю, но Дэй накрывает мою руку своей.

– Не включай.

Кровать протестующе скрипит под весом двух тел, пальцы Дэя безошибочно находят пуговицы моей рубашки. Я стягиваю с него свитер.