Ржавчина в крови

И пока высоко поднятые брови Эвелин опускались на своё место, я в ожидании повернулся к двери, выходящей в коридор.

Мгновение спустя передо мной словно распустились цветы, изображенные на её платье.

Я окинул взглядом возникшую в дверях фигуру и поразился, с трудом узнавая своё воспоминание.

Ничего не осталось с тех пор, когда я мельком видел Лавинию на дне рождения матери в прошлом мае. Это была толстая, смешная девочка-подросток, старавшаяся скрыть свой испуг перед переменами, неизбежными с наступлением половой зрелости. Она стала стройной, вытянулась. И чёрные, очень длинные волосы обрамляли овальное, бесподобной бледности лицо.

— Do you remember Ferruccio?[16] — остановила её на пороге мать своим вопросом.

Лавиния перевела на меня томные глаза и посмотрела хмуро и робко. Потом склонила, словно котёнок, голову к плечу, желая лучше рассмотреть.

В глазах что-то блеснуло, и на губах появилась натянутая улыбка.

— Yes, I do[17]. — Она подошла ко мне, уже не робея, и протянула руку: — Nice to see you again[18].

— Привет, — ответил я, поражённый одной мыслью. Сколько же ей лет сейчас?

— I'т going to be sixteen next month[19].

— You're very young[20], — сказал я. Она была великолепна. Мне хватило одного взгляда, чтобы понять: я нашёл Джульетту.

Эвелин направилась к столу, глядя на меня с враждебным, пронизывающим любопытством. Как хорошая актриса она умела на лету схватывать любой скрытый намёк: она уже поняла, что я сделаю дальше — попрошу её дочь прийти на собеседование и предложить свою кандидатуру на роль главной героини.

Но я, как хороший режиссёр, тоже сумел понять, что написано на её лице. Я не раз уже видел такое выражение, в котором читались изумление и ревность, огорчение и печаль и которое преображало черты примадонны, обнаружившей своё имя в самом конце театральной афиши. Она ведь привыкла всегда находиться в первой строке и привлекать зрителей. В случае с Эвелин, однако, к горькому сожалению, добавилась также некоторая материнская гордость, потому что неожиданная соперница на этот раз была одной с ней крови.

Лавиния развернула салфетку, положив её на колени с приглушённым смешком. Она едва не опрокинула графин с водой.

— Plese, darling, be careful[21].

Наверное, лучше было бы промолчать, передумать, не вмешиваться в семейные дела. Но я не мог себе представить, что в ближайшие дни ко мне в офис явится какая-нибудь другая девушка, которая, хорошо прочитав несколько фраз, убедит меня, что именно ей нужно поручить эту роль, что она — настоящая Джульетта. Нет, не мог.

Бледным солнечным утром я отправился по Лондону пешком к зданию, где собеседование проводилось на редкость заблаговременно. Леда, которую я знал как воплощение пунктуальности, конечно, ещё не появилась, а у меня не было ключей. Не удалось объяснить и портье, что мне нужно войти, что я — Ферруччо Тьецци и имею право переступить порог.

— The director! I work here![22]

В конце концов я тяжело вздохнул и, выйдя на улицу, зашёл в ближайший бар, какой заметил на другой стороне. Там почти никого не было, официантка в розовом передничке лениво взглянула на меня, и я даже подумал, что она могла бы со своим средневековым профилем оказаться неплохой статисткой. Потом — я заказал black coffee[23], вернее, чашку тёмной бурды с еле различимым запахом кофе и взял из горы на вазе крендель. Разворошив его и удалив верхний грязный слой, я устроился на скамье у окна.

Я жевал мякиш, глядя на отражение своего тревожного лица в окне, когда увидел за стеклом растерянную Леду. Её окутывало несколько слоев одежды: из-под джинсовой куртки выглядывала полосатая рубашка, из-под неё — синяя шерстяная водолазка, шея обмотана белым в красную полосу шарфом.

Я помахал ей, но она не заметила. Пришлось вскочить, сунуть в рот остатки кренделя и поспешить на улицу, на ходу натягивая куртку, один рукав которой болтался на весу.

— Леда!

После третьего оклика она услышала. Обернулась и покраснела, как обычно, обратив на меня свои круглые синие глаза:

— Привет, Ферруччо, уже здесь? Извини, что заставила ждать, у меня не оказалось мелочи для автобуса, пришлось разменивать, я потеряла уйму времени, и…

Я успокоил её, похлопав по плечу и подтолкнув к двери, откладывая все разговоры на потом, когда поднимемся на нужный этаж, но прежде чем войти в лифт, обернулся и весело помахал портье.

Письменный стол в офисе был завален разными бумагами, газетами, записками с именами звонивших сюда людей или тех, кому нужно позвонить. Срочно. Я отодвинул телефон и сел за стол, предоставив Леде копаться в картотеке.

Просмотрев в газетах рекламу, которая сообщала о начале кастинга для Ромео и Джульетты, и сделав пару звонков, связанных с организацией будущих съёмок, наконец заставил Леду сесть и объяснить мне, почему я так срочно понадобился ей в Лондоне. Мне хотелось посмотреть на этого юношу.