Ржавое зарево

Векша отправилась из Междуградья почти в той же одеже, в какой выскочила со двора на зов волховской посланницы. Зеленые сафьяновые сапожки, белый плат с затейливым голубым узором, новенький заячий полушубок поверх длинной (на две ладони ниже колен) красной рубахи… Полушубок малость подгулял. Нужно было не скупиться, не беречь два последних звена золотой цепи, а справить жене мех побогаче. Но Векша сама уперлась. Будет, мол, с меня, уж и так… Да, и так она была горда новой одеждой, которую подарил заботливый, любящий, самостоятельный муж.

А теперь та одежда не шибко к месту: истреплется, замарается… Не беда. Авось наскребем на обновы, коль уцелеем. Лишь бы уцелеть… Лишь бы только уцелеть этой вот рыжей наузнице-чаровнице, которая не то впрямь любит, не то куда как ловка притворяться… Но даже и за притворство такое век не отблагодаришься.

А все-таки забавно, когда под женским подолом надеты мужские штаны. Это Корочун по мечниковой просьбе раздобыл их для Векши. Подол-то не годен для верховой езды: были бы у сидящей на коне вятичевой юницы-жены ноги ее стройные голы по самые бедра. И дело даже не в холоде, и даже не в отирающемся рядом Жежене – пускай бы себе маялся завистью, пускай бы глядел… коли гляделки недороги… Но верхом без штанов – подобной езды можно выдержать лишь малую чуть, а вот ходить раскорякою да спать на животе пришлось бы долгонько даже после самой чуточной чути.

А, к слову, Мысь в жеженевой одежде (хоть та на ней и болтается, как горшок на гвозде) стала точнехоньким подобьем Векши, какой Мечник увидел ее впервые – вроде и недавно, а кажется, будто целая жизнь с тех пор миновала.

Точнехонькое подобие…

Вот только коса отпугивает наважденье – не было тогда у Векши косы (да и сейчас не коса у нее, а беличий хвост).

Мечник и сам не осознал, что, задумавшись, бросил мимолетный взгляд поверх костра – туда, где по другую сторону низкого, упрятанного в глубокую колдобину пламени, Мысь и Жежень обиходили коней, готовя их к ночи.

Да, Мечник-то не осознал, а вот Векша его мимолетный взгляд приметила.

– Что, хороша девка? – спросила она чересчур спокойно да весело. – И которая же я лучше – тогдашняя аль нынешняя?

– Умная у меня жена, – хмыкнул Кудеслав. – Умная да разумная; одна беда, что круглая дура. Еще и спрашивает. Разве не ясно?

– Верно, ясно и без вопросов, – грустно сказала Векша.

– Ясно ей! – вятич усмехнулся, запустил пальцы в бородку. – Опять она за свое. Тебе ли бояться, глупая! Хоть вон ее, хоть любую другую тебе бояться нечего. Это мне бы… – он прищурился. – Вот знаешь ли ты, что я из-за тебя да Жеженя…

– Знаю, – все так же грустно выговорила наузница. – Я и другое знаю: твой-то страх как раз и был вовсе напрасный. А мой – нет. Отнимет она тебя. Точно говорю – отнимет.

Некоторое время они сидели молча. Кудеслав по-прежнему смотрел на жену, а та, круто изогнув шею, топила взор в жадной суете костровых огоньков.

В конце концов Мечник не выдержал:

– Во-первых, я не забавка бессловесная, чтобы меня дарить-отнимать. А во-вторых, она вон со своим юнцом не намилуется…

Векша вдруг засмеялась устало и снисходительно.

– С юнцом, – выдавила она сквозь смех. – Это ты мне-то… Уж какой может быть юнец, коли ты рядом! Ведь она – я! Совсем я, только не ущербная… – Векшин смех оборвался. – Вот в чем мой страх, понял?

Кудеслав скрипнул зубами:

– Это ты брось. Это корову, может, так выбирают – будет ли телиться, аль нет. И Мыси тобою не стать, хоть она наизнанку вывернись. Потому, что твоей судьбы не прожить…

– Во-во, – перебила Векша с кривой ухмылкой. – И купленной-перекупленной ей не быть, и под стольких хозяев да хозяйских знакомцев не подламываться… Ну, уж довольно! – она вдруг уколола мечниково лицо незнакомым каким-то, жестко-холодным взглядом; точно так же зыркнула на хлопочущую близ коней Мысь. – То моя беда, мне одной и справляться с нею…

Ученица волхва Корочуна запнулась на миг; потом решила все-таки пояснить:

– С бедою, то есть.

Вновь прервалась невеселая, мучительная беседа.

Меркло, тонуло в густеющей синеве небес закатное зарево; разгорались над головою холодные белые звезды; ветер шумно ворочался в древесных вершинах…

– Так значит, сызнова не будешь спать? – по-обычному спросила Векша.

Кудеслав молча кивнул.

– Без отдыха вконец изведешься. Может, я? Или Жежень…

– Нет.

Вятич не рассказывал спутникам о своих чувствах да подозрениях – к чему пугать без толку? Тем неожиданнее показались ему женины деланно равнодушные слова:

– Ты нынешним днем ничего не заметил такого… ну, особливого?

И пока Мечник думал, нужно ли отвечать правду, а ежели нет, то что ответить вместо нее, Векша вдруг поднялась и сказала:

– Ладно, то я так… Ты посиди, а я быстренько ужин… А хочешь, и подремли пока.

– Верно, ложись дремли, – степенным басом сказал подошедший с конобцом да рогульками Жежень. – К похлебке разбудим. И нынешней ночью – слышь? – я буду на стороже. Ты ж, чай, не десятижильный… И к чему тебе так-то над собой измываться? Ведь сколько идем, а все вокруг пусто…