— Не только. Классифицировано уже более десятка погибелей и необратимых метаморфоз различных физических и нематериальных составляющих, кои суть человек. Вплоть до нирваны. Впрочем, добрых христиан это не касается. Распад, гибель, исчезновение, дематериализация, структурно-фазовый переход… Видите ли, моя терминология отличается от вашей, и включает не только христианские догмы, но и верования некоторых других… народов. Если попытаться выразить интересующий вас момент в категориях средневековой среднеевропейской логики, то можно говорить о кратковременном состоянии так называемой клинической смерти, в период которой проще и полнее всего совершается перезапись личности. Сама запись базовой информации требует несколько десятков секунд, если этому не сопутствует та или иная корректировка данных. Следует отметить, что в моем случае имели место некие непредвиденные, но весьма нежелательные факторы, повлекшие за собой неминуемое исправление и стирание некоторых идеологических стереотипов…
Вот так-то… Продолжалось в том же духе довольно долго. Де Спеле оперировал какими-то совершенно непонятными терминами, которых не слыхали на земле от сотворения мира (во всяком случае, христианского). Судьи требовали термины разъяснить. Господин де Спеле разъяснял, переводя на латынь, отчего дело еще больше запуталось. Сами послушайте: квази-фазовый переход, стабилизирующее энергоинформационное поле, основные константы, несущая частота, модулированные составляющие, импульсные переменные, экстремум биоизлучения переходного процесса, ультрабазовая постоянная, маскирующая молекулярная структура и программное обеспечение голографический фантомов… Этакое способны понять только нынешние рьяные поклонники научно-фантастической литературы!
Дьяволы выслушивали внимательно, задавали разнообразные вопросы, издавали всяческие возгласы. Словом, пытались разобраться. И, знаете, хотя они не читали научной фантастики, но со временем что-то все-таки поняли бы, пусть искаженно и неполно. Наполнили бы своим содержанием понятные и непонятные им слова де Спеле. Допрос они вели тщательно, въедливо, не торопились. Да и куда им торопиться? Де Спеле в их власти, остальные под надзором и не сбегут. Разбирательства было их специальностью. Костогрыз получил прозвище не за гастрономическую склонность, а именно потому, что любил добраться до сути вопроса, «до кости», хотя порой от его оппонента действительно оставались одни кости. Рукосуй был практиком-экспериментатором и даже пострадал за свой исследовательский пыл. Он доказывал на материале 1341-го грешника, что не стоит применять к вербуемому тонкие методы соблазна, а достаточно интенсифицировать мучение до необходимой степени, и человек подпишет договор не только кровью, но и желчью. Господин Люцифер, как поклонник классической школы соблазнения, оскорбился и отправил Рукосуя в тысячелетнее изгнание на прохладную периферию. Но от своего учения бравый исследователь не отрекся и теперь жадно поглядывал на де Спеле, облизываясь и поигрывая когтями. Кровохлеб был из молодых, да ранних, и жаждал выслужиться.
Итак, судьи не торопились, но время их вскоре кончилось, не успело даже пробить полдень на башне королевского санатория. Костогрыз, обдумав очередной головоломный ответ подсудимого, поднял пылающий взор, раздвоенным языком облизнул нос и веки и начал очередной вопрос:
— Ответь нам, нечестивец, а не имело ли место при твоем так называемым переходном процессе явление…
— Довольно! — крикнул де Спеле, выпрямляясь. — Сдавайтесь! Вы окружены!
Ну, естественно, началась самая обычная в таких случаях кутерьма: сперва остолбенение нечистой силы, потом возмущение и попытки приструнить наглеца. Костогрыз взмахнул плетью, но орудие вразумления захлестнуло его шею и едва не удавило. Рукосуй решил не то просто схватить де Спеле, не то разодрать на куски, но споткнулся на ровном месте и растянулся, проскрежетав панцирным брюхом по полу. Кровохлеб изрыгал серный дым и проклятия. Словом, все шло по банальнейшему сценарию. Вот сквернословящий Кровохлеб решил проверить, что именно их окружило, и, перелетев через де Спеле, попытался нырнуть в дверной проем, но едва не расплющился о невидимую преграду. Впрочем, де Спеле щелкнул пальцами — и лиловое мерцание закрыло дверь, затянуло стены, потолок.
— Черт! — выругался Срединный. Нет, не выругался, а позвал своего лохматого друга.
И верный друг подбежал к его ногам… Нет, верный друг встал над де Спеле, ибо, хотя и сохранил на сей раз облик пса, но вот размеры… Это был уже не волкодав! Слонодав, бегемотодав, мамонтодав! А вид… Лиловое сияние окружало черное тело, огнем пылали глаза, мерцающие искры переливались по загривку — настоящая собака Баскервилей! Он рыкнул рычанием, грому подобным, и распахнул пасть…