Читаем С автоматом в руках полностью

- Как можно ошибиться в человеке, - задумчиво проговорил Зима. - Он казался таким надежным. Никогда бы не подумал, что он может обратиться ко мне с каким-нибудь непорядочным предложением.

- Ты - честный человек, - сказал надпоручик. - Он знал, что ты бы дал ему отпор. Не все, кто служил раньше, одинаковы.

Зима промолчал. Цыган знал, о чем он думает: о том, что, может, очень скоро настанет и его время и ему, несмотря ни на что, придется покинуть заставу.

О Дяде, как ни странно, надпоручик ничего не знал: им, вероятно, занималась другая группа или другой отдел. Однако он записал все данные по этому делу, сообщенные ему вахмистрами. Надпоручика это крайне заинтересовало. Обстоятельства гибели пограничников в лесу под Гутью все еще оставались невыясненными. Не была пока установлена и личность человека, застреленного Оливой. Стромек обратился к Кралу:

- По-моему, здесь существует какая-то взаимосвязь. Дядя знает не только наш участок, но и весь район вокруг Тахова. По старому опыту знает, как у нас охраняется граница. Он - немец по происхождению и обоими языками владеет в совершенстве. А тот тип, которого подстрелил Иван, как раз шел по одному из маршрутов Дяди.

- Мы в этом разберемся, - ответил Крал.

- Почаще бы вы приезжали, - посоветовал Храстецкий.

Надпоручик невесело улыбнулся:

- Очень много работы, ребята, а нас так же мало, как и вас. Переходите к нам, в органы.

- Можно, - вздохнул Стромек, - только кто меня отсюда отпустит?

- Нас четверо, а должно быть семь, - констатировал Зима.

Они еще долго говорили о борьбе со спекуляцией, об антигосударственных группах, о школах шпионажа за рубежом, где быстрыми темпами готовили множество агентов, о политической деятельности эмигрантов. Большое красное солнце уже клонилось к западу, когда Крал встал, чтобы попрощаться. Два его товарища и так уже несколько раз заглядывали в прокуренную комнату.

- Не огорчайтесь, ребята. Что было, то было. Не ваша это вина. И постоянно будьте начеку. Февраль это только начало пути, а вы, судя по вашим орденам, тоже внесли в это свой небольшой вклад...

Старая Зимова прохаживалась возле здания, явно нервничая.

- Иду, иду, - успокоил ее, высунувшись из окна, супруг.

- Пану Храстецкому уже тоже пора идти домой, - донесся снаружи ее тонкий голос.

Они дружно рассмеялись, выражая этим мужскую солидарность, и, пожав друг другу руки, вышли на улицу.

- Вот так-то, - улыбнулся Храстецкий на лестнице, - выпроваживают нас домой. Она как только увидит нас вместе, так сразу начинает подозревать карты.

Храстецкий угадал. Когда они отправились улицами Лесова, оказалось, что старой Зимовой не так уж и спешно требовался ее супруг. Было уже темно, а до Цыгана все еще доносился с перекрестка их смех. Никому не хотелось идти домой. Стоял прекрасный теплый вечер, один из тех, которые надолго остаются в памяти.

Утром Цыган собрал всех пограничников и ознакомил их с теми сообщениями, которые сделали товарищи из государственной безопасности. Яниш подчеркнул, что не стоит об этом распространяться в деревне, так как дело касается только заставы. Все с ним согласились. О Карлике они уже знали почти все. Однако до сих пор оставалась загадкой гибель Пепика Репки и Ярды Недобы. Проходя по лесу у Гути, ребята вспоминали своих товарищей. Пограничники и так были всегда начеку, а там становились особенно бдительными. Некоторые из пограничников уже получили направления в другие места, в другие подразделения. Однако, если бы им приказали остаться на границе еще на пять лет, ребята не стали бы роптать. Слава, Иван, Стромек, Роубик, Храстецкий, Коварж, Руда, Мила, Тонда, Гофман, Мачек и другие выходцы из рабочих отдавали все силы службе на границе. "Есть ли еще такая дружная группа где-нибудь на другой заставе? - думал Цыган. - Наверняка есть. Но наши прошли трудную школу. Хорошо быть вместе с ними, даже в роли их командира... Каждый из них мечтает однажды встретиться с Дядей, привести его, обезоруженного, на заставу, доказав тем самым, что те, кого он предал и обманул, уже далеко не желторотые юнцы... Неужели уже в этом году нам придется расстаться? Такой дружной группе!.. Если они разъедутся, я все равно останусь здесь, - решил Яниш. - Останусь, пока смогу, и не только из-за той светлокудрой девушки, что живет в доме Благоута. Я расскажу новичкам о службе, о своих товарищах. Нам есть о чем рассказать..."

В полдень к нему пришли Олива и Густа - новоиспеченный секретарь партийной организации заставы.

- С чисткой уже все решено, - объявил он еще в дверях. - Мы будем проходить ее в местных организациях.

- Так у нас же есть своя организация, разве не так? - запротестовал Стромек.

- Конечно, но имеется соответствующая инструкция, - настаивал на своем секретарь.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганистан. Честь имею!
Афганистан. Честь имею!

Новая книга доктора технических и кандидата военных наук полковника С.В.Баленко посвящена судьбам легендарных воинов — героев спецназа ГРУ.Одной из важных вех в истории спецназа ГРУ стала Афганская война, которая унесла жизни многих тысяч советских солдат. Отряды спецназовцев самоотверженно действовали в тылу врага, осуществляли разведку, в случае необходимости уничтожали командные пункты, ракетные установки, нарушали связь и энергоснабжение, разрушали транспортные коммуникации противника — выполняли самые сложные и опасные задания советского командования. Вначале это были отдельные отряды, а ближе к концу войны их объединили в две бригады, которые для конспирации назывались отдельными мотострелковыми батальонами.В этой книге рассказано о героях‑спецназовцах, которым не суждено было живыми вернуться на Родину. Но на ее страницах они предстают перед нами как живые. Мы можем всмотреться в их лица, прочесть письма, которые они писали родным, узнать о беспримерных подвигах, которые они совершили во имя своего воинского долга перед Родиной…

Сергей Викторович Баленко

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное