Читаем С автоматом в руках полностью

- Почему вы об этом спрашиваете?

- Да просто так. Разыскиваем мы кое-кого. Не просился ли кто у вас переночевать?

- Нет.

- Хозяйка ваша дома? И дедушка Прохазка тоже?

- Спят здесь, внизу, можете сами убедиться. - И хозяин трактира хотел было закрыть окно, но Иван, сорвав с плеча автомат, сказал:

- Откройте, пан Фримл. Именем закона!

- Сейчас. Подождите минуточку, дайте одеться! Прошло довольно много времени, прежде чем хозяин открыл дверь. Ребята терпеливо ждали. Они знали, что улизнуть никому бы не удалось. Олива сразу же направился к деревянной лестнице, ведущей на второй этаж. Фримл включил свет на лестнице и настежь открыл двери всех трех комнат. Три постели сияли чистотой.

- Это все, господа, - спокойно сказал Фримл. Роубик прошел по комнатам. Нигде никаких следов.

Олива остановился в задней комнате. Постель в ней показалась ему застланной не так старательно, как в остальных комнатах. Заметил он и торчащий угол простыни. Медленно вошел в комнату, оставив дверь распахнутой настежь. Осторожно засунул руку под перину. Постель была еще теплой. Иван резко повернулся к хозяину трактира и направил автомат ему в лицо. Фримл отшатнулся и глазами показал на дверь, ведущую на чердак. На полу у двери валялся кусок свежей газеты. Иван открыл в коридоре окно, выходящее во двор, и тихонько свистнул.

- Здесь он. Будьте внимательны. А вы, пан Фримл, откройте-ка эту дверь!

Хозяин нерешительно нажал на дверную ручку и отступил в сторону. Иван крикнул в черный проем двери:

- Вы окружены! Руки вверх! Выходите в коридор! Ответа не последовало.

- Выходите, а то будем стрелять!

На чердаке было тихо. Олива лязгнул затвором автомата, то же самое вслед за ним сделал Роубик. Со двора до чердака тоже донесся холодный металлический звук.

- Считаю до трех! - повысил голос Олива.

И вот на чердаке послышались медленные, осторожные шаги. Кто-то шел к лестнице. Олива и Роубик отошли от двери. Их пальцы лежали на спусковых крючках автоматов. Хозяин, белый как мел, стоял у полуоткрытого окна. Кто-то спускался по лестнице. Сначала они увидели промокшие ботинки, потом мокрые, забрызганные грязью брюки, темно-синюю куртку и, наконец, лицо. Знакомое лицо. Это был Барак.

- Если вздумаешь пошевелиться, - тихо сказал Олива, сохраняя невозмутимое выражение лица, - я тебя нафарширую свинцом. В этом можешь не сомневаться. Ребята внизу будут рады встрече.

- Встать лицом к стене! - приказал Роубик. Осторожно и тщательно они его обыскали. Оружия у

него при себе не оказалось. В этот момент возле дома остановился автомобиль, из которого выскочили Цыган и несколько сотрудников государственной безопасности из Планы. Они увидели пограничников у трактира и подоспели в самый нужный момент.

- Дай-ка лапы, - процедил сквозь зубы Стромек и достал наручники. Барак молча протянул руки. - Что у тебя с собой?

- Портфель, - услужливо ответил хозяин, прежде чем Барак успел вымолвить слово.

- Вас эти браслеты тоже ждут, - улыбнулся ему Цыган. - Если не сегодня, то завтра.

Шофер из Планы воскликнул:

- Я же его знаю! Он ведь у нас служил. Товарищ вахмистр...

Из темноты вышел человек в штатском.

- А, знакомый, - проговорил он спокойно. - Будет, пожалуй, лучше, если мы тебя сразу же возьмем к себе. Время не терпит, да и ребята, по крайней мере, отдохнут.

Конвоировали задержанного Стромек и Храстецкий. Яниша успех окрылил. Может, наконец-то прояснятся те загадочные случаи, в отношении которых до сих пор строили лишь предположения. И добились этого ребята самостоятельно, хотя порой, казалось, уже теряли всякую надежду. Олива тем временем присматривал за хозяином, удобно устроившись напротив него за бильярдным столом.

- Четыре пива, если вас это не затруднит, - сделал он заказ.

Ждали Стромека и Храстецкого. Промерзшие, усталые и невыспавшиеся, они вернулись из Планы только на рассвете.

- Поехали домой, - сказал Цыган. - Шофер спешит, а я должен еще написать кучу рапортов.

У мельницы они остановились, и Яниш велел Стромеку, как и было условлено, дать очередь из автомата. Это был сигнал об окончании операции. Стромек стрелял и кричал во все горло. Эхо возвращало грохот выстрелов и его голос. Цыган не стал дожидаться утра и попросил соединить его по телефону с Содомой. Поначалу прапорщик был раздражен, но тон его резко изменился, когда Яниш доложил о результатах ночной операции.

. - Сейчас я к вам приеду, - сказал Содома и повесил трубку.

Ребята разошлись, но Цыгану еще предстояла работа. Он взял журнал заставы и, хотя глаза его слипались, коротко, но точно записал в пего все о проведенной операции. Лучше всего получилась у него заключительная часть... К этой записи он приложил подтверждение, что бывший вахмистр КНБ Йозеф Барак передан им станции КНБ Плана в Марианске-Лазне. Хозяином трактира, как ему сказал Стромек, органы государственной безопасности займутся завтра.

Содома провел на заставе весь день. В полдень вернулся ездивший за покупками интендант Тонда. Он сообщил, что хозяина трактира уже увезли.

- Если понадобится, будите меня хоть среди ночи, - сказал Цыгану прапорщик, прощаясь с ним.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганистан. Честь имею!
Афганистан. Честь имею!

Новая книга доктора технических и кандидата военных наук полковника С.В.Баленко посвящена судьбам легендарных воинов — героев спецназа ГРУ.Одной из важных вех в истории спецназа ГРУ стала Афганская война, которая унесла жизни многих тысяч советских солдат. Отряды спецназовцев самоотверженно действовали в тылу врага, осуществляли разведку, в случае необходимости уничтожали командные пункты, ракетные установки, нарушали связь и энергоснабжение, разрушали транспортные коммуникации противника — выполняли самые сложные и опасные задания советского командования. Вначале это были отдельные отряды, а ближе к концу войны их объединили в две бригады, которые для конспирации назывались отдельными мотострелковыми батальонами.В этой книге рассказано о героях‑спецназовцах, которым не суждено было живыми вернуться на Родину. Но на ее страницах они предстают перед нами как живые. Мы можем всмотреться в их лица, прочесть письма, которые они писали родным, узнать о беспримерных подвигах, которые они совершили во имя своего воинского долга перед Родиной…

Сергей Викторович Баленко

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное