Читаем С автоматом в руках полностью

- Ребята! - крикнул Цыган в открытое окно канцелярии, где сидел Ярда Штрупл с помощником дежурно го. - По-моему, идут новенькие.

Достаточно было взглянуть на их одежду, чтобы понять, что это словаки. Одна или, пожалуй, две семьи: для одной семьи детей было многовато. Пришельцы остановились у шлагбаума. Мужчины поставили чемоданы на землю, а женщины оперлись узлами о деревья. Пожилой человек протянул Цыгану какие-то документы и бумаги.

- Куда вы, отец? - спросил Яниш.

- В Лесов. Там у меня брат. Я хотел бы поселиться здесь вместе с Ондрой.

Мужчины были в черных помятых костюмах.

- Значит, вы уже на месте, - улыбнулся Цыган. - Жилья и работы здесь всем хватит. Главное, чтоб вы не передумали.

Председатель Киндл уже спешил к толпившимся перед заставой людям.

- Липар? Здесь он, верно. Пойдемте, я вас к нему провожу.

По дороге они приглядели для себя два хороших, рядом стоящих дома недалеко от заставы. Отделение Хлоупека обменялось с новоприбывшими дружескими рукопожатиями. Женщины, увидев пограничников, облегченно вздохнули: близость границы, как они сами признались, пугала их.

- Здесь хорошо, - сказали мужчины, все осмотрев. - Напишем об этом нашим.

Так количество скота, за которым ухаживал Репка, стало с каждым днем уменьшаться. Приехали еще словаки, потом молодой управляющий лесопилкой с женой и ребенком и новый помощник лесничего, и в начале сентября, раньше, чем предполагали ребята с заставы, деревня была заполнена. Это стало особенно заметно в лавке и ресторанчике. В маленьком особняке на краю деревни, где располагалось лесничество, появился новый лесничий. Из Ческе-Будейовице приехал сюда на жительство некто Благоут. К нему вскоре должна была присоединиться семья. Школьники каждый день уже отмеряли путь до школы, расположившейся в бывшем поместье. В сентябре начала работать лесопилка. Людям нашлась работа и в городе. Там стали работать и молодые словацкие девушки, застенчивые, робевшие перед пограничниками. Девушек было пять, и, само собой разумеется, они очень интересовали ребят с заставы. Гонза Майер, молодой пекарь, приехавший с женой, принялся печь хлеб и булки. Работы ему хватало: он снабжал заставу, магазин и тех жителей Лесова, кто ранним утром приходил к нему за свежим хлебом.

Цыгану пришло в голову, что, пока некоторые дома еще свободны, ребята могли бы переселиться поближе к командиру. Как раз напротив пекарни находился свободный домик с садом и палисадником без прилегающих полей. Через неделю ребята уже переезжали на новое место. Председатель Киндл дал свое согласие, а сержанту Хлоупеку удалюсь соответствующим образом обработать Пачеса. Они привели дом и сад в порядок, отремонтировали печь. В доме было четыре комнаты: две - на первом этаже и две - на втором. Храстецкий, Цыган и Стромек выбрали себе маленькую комнату наверху с видом на церквушку и шоссе. Остальные и отделение Гаека (отделение Оливы осталось на старом месте) заняли другие комнаты. Жили они там как бары. В их распоряжении находились шкафы, умывальник в углу, стол и кресла.

- Не надо нам было брать с собой сюда Вашека, - с серьезным видом начал Храстецкий, когда все собрались в саду и уселись на старых бревнах у забора, и кивнул на Гулу.

Никто ничего не понял: ведь Вашек был их школьным товарищем и все его любили.

- Не дури! - одернул Храстецкого Хлоупек.

- Так ведь... напротив церковь и кладбище. Вдруг Вашек испугается? Ведь он еще маленький! - упорство вал Храстецкий и при этом погладил Гулу по его шевелюре, жесткой, как щетина. В следующий момент они уже катались по траве. Стокилограммовый Храстецкий без труда справился с Вашеком и в конце концов усадил его на одну из веток росшей неподалеку яблони.

II

Протяжный свист со стороны шлагбаума услышали почти все, кто был на улице. У шлагбаума стоял Мила Шикл и показывал рукой в сторону деревни. К дому командира патруль вел человека в спортивном костюме, с поднятыми вверх руками. Стромек прибежал к шлагбауму последним. Задержанный был худощавым мужчиной лет тридцати с заросшим, усталым лицом. Он пытался перейти государственную границу на Грифике. Его задержал Франта Влах. Нарушитель говорил, что шел из Пардубиц, что уже три дня пешком пробирался к границе... Он был до смерти перепуган. Взгляд его беспокойно бегал от одного пограничника к другому. Влах провел задержанного в коридор. Их уже ждал Пачес, чтобы произвести допрос.

Пограничники уселись на траве вокруг Йозефа Ножички. Им хотелось поговорить, о незнакомце и узнать подробности. Второй "эрфольг"! Они с интересом слушали замечания Ножички о политике. О многих событиях они ничего не знали. Единственный радиоприемник стоял в канцелярии. Они не раз жаловались на это.

- Ну так читайте по крайней мере газеты. Вы что, живете на необитаемом острове? - говорил Ножичка.

- Да кто нам их пришлет?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганистан. Честь имею!
Афганистан. Честь имею!

Новая книга доктора технических и кандидата военных наук полковника С.В.Баленко посвящена судьбам легендарных воинов — героев спецназа ГРУ.Одной из важных вех в истории спецназа ГРУ стала Афганская война, которая унесла жизни многих тысяч советских солдат. Отряды спецназовцев самоотверженно действовали в тылу врага, осуществляли разведку, в случае необходимости уничтожали командные пункты, ракетные установки, нарушали связь и энергоснабжение, разрушали транспортные коммуникации противника — выполняли самые сложные и опасные задания советского командования. Вначале это были отдельные отряды, а ближе к концу войны их объединили в две бригады, которые для конспирации назывались отдельными мотострелковыми батальонами.В этой книге рассказано о героях‑спецназовцах, которым не суждено было живыми вернуться на Родину. Но на ее страницах они предстают перед нами как живые. Мы можем всмотреться в их лица, прочесть письма, которые они писали родным, узнать о беспримерных подвигах, которые они совершили во имя своего воинского долга перед Родиной…

Сергей Викторович Баленко

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное