С автоматом в руках

Вечером отделение Гаека начало патрулирование деревни. Сменяя друг друга каждые четыре часа, пограничники сначала шли задами деревни, а потом шагали но главной улице. Ночью в определенных местах были выставлены дозоры. Почти во всех окнах долго горел свет, слышались возбужденные голоса, время от времени кто-нибудь перебегал улицу, направляясь к соседу. Только часам к двум ночи воцарилась тишина. Но длилась она недолго. На рассвете деревня превратилась в растревоженный улей. Еще неделю назад немцы почтительно здоровались с пограничниками. В это утро все было по-другому. С окон исчезли занавески, в садах и дворах не развешивалось выстиранное белье.

Олива повел свое отделение вдоль ручья по заранее предписанному маршруту. Ребята Хлоупека сидели на бревнах возле школы. Завтракать в кухню они ходили по одному. И магазин, и ресторанчик были закрыты. Выселение должно было начаться в семь часов. Немцы стали собираться уже в начале седьмого. Первыми пришли старый лесничий с дочерью и внуком. Они притащили чемоданы и сумки и, усевшись на старую березовую лавку, принялись ждать остальных. Некоторые везли свое имущество на тележках и тачках. Немцы стояли группками, женщины и мужчины порознь, и о чем-то взволнованно говорили. Многие из женщин плакали, другие их утешали. Каждую новую семью собравшиеся встречали грустными взглядами. Наконец появились и телеги. Немцам разрешали взять с собой четыре подводы для стариков, детей и вещей.

В половине восьмого Киндл начал по списку выкликать собравшихся. Только он один знал всех немцев лично. После этого приехавшая из Планы комиссия в составе четырех человек бегло просмотрела вещи, погруженные на телеги. Багаж не взвешивали. Многие вещи явно были тяжелее предписанных шестидесяти килограммов, но никто к этому не придирался, и за границу отправились две козы, собаки, мужские и дамские велосипеды. Около девяти утра собравшиеся тронулись в путь. Некоторые, покидая свой дом, всплакнули еще утром; другие прощались с обжитыми местами сейчас. Хлоупек с Цыганом шли метрах в ста впереди колонны, остальные из отделения - по сторонам и сзади. Плач стоял по всей деревне. Да, совсем по-другому вели бы себя эти люди перед второй мировой войной, если бы могли тогда предвидеть этот грустный августовский день...

Медленно приблизились к таможне. На опушке леса Хлоупек распорядился сделать привал: в этом нуждались прежде всего пожилые люди. Немцы уселись на обочине на траве. Внизу, под ними, осталась их деревня, уже наполовину скрытая лесом. Долго молча они смотрели туда, хотя уже не могли увидеть своих дворов. Немцы заботливо закрепляли груз на повозках, осматривали лошадей и успокаивали женщин, не перестававших плакать. Через полчаса вся процессия снова тронулась в путь. Шли медленно, тяжело, в молчании. У перекрестка миновали пограничников из отделения Оливы. Лица мужчин при этом стали суровыми. Наконец колонна добралась до государственной границы. Там стояли Олива и Пепик Репка.

- Вам следовало быть здесь намного раньше, - сказал Олива вместо приветствия.

- Мы дали им отдохнуть.

Пограничники собрались у шлагбаума. Стромек обратился к подошедшим немцам: "Битте" - и указал на полевую дорогу, по которой им предстояло идти. Старый лесничий с внуком остановился рядом со Стромеком и подал руку всем пограничникам.

- Прощайте! - сказал он, приподняв шляпу, еще раз взглянул на леса, которые так хорошо знал, а потом взял маленького внука за руку и обошел шлагбаум. На той стороне, в Баварии, не было ни единой живой души. Никто их не ждал. Повозки пересекли границу, и на чешской стороне остались лишь пограничники, стоявшие опершись о шлагбаум.

- Вот и сбылась их давнишняя мечта, - сказал Репка. - Теперь они у своих, в рейхе.

На пограничников обрушился ураган ругательств и угроз. В воздухе замелькали кулаки. Немцы угрожающе махали в их сторону.

- Наше время придет! - кричали они. - Мы вернемся! Позор! Бог вас за это покарает. Мы с вами, коммунисты, за это рассчитаемся!

Только старый лесничий, словно не интересуясь происходящим, спокойно шел по обочине, держа внука за руку. Мальчуган недоуменно смотрел на кричавших.

Храстецкий сплюнул. Это вызвало новую брань.

- Пошли, - сказал Хлоупек.

- Куда?

- А ты собираешься выслушивать все это? Отойдем немного назад, заляжем и подождем, пока они доберутся до Меринга.

Пограничники зашли в ельник и уселись на мох: отсюда хорошо просматривались шоссе и опушка леса. Через четверть часа процессия скрылась за первыми домами Меринга. И сразу наступили тишина и спокойствие, каких уже несколько дней не было.

Пограничники возвращались в Лесов, не зная еще, что их там ждет. Напрасно Цыган планировал прогулку вниз, к лесопилке, где, как он знал, в ручье водились большие форели. Роубику со Стромеком также не удалось совершить неслужебный обход окрестностей вокруг дома Зимы, где они надеялись увидеть очаровательную Милушу.

Их ждал Пачес. В деревне стояла такая тишина, будто все ее жители вымерли. Только время от времени из хлевов раздавалось мычание.

Штабной вахмистр сказал: