Читаем С автоматом в руках полностью

- Так, значит, первый успех за нами? - с удовлетворением заметил Хлоупек. - Как только совсем рассветет, отправляйтесь с ними на заставу. Манек тоже может пойти. Они признались?

- Конечно.

- Хорошо. Выведите их наружу. Пусть подождут. Через две минуты перебежчики сидели на поваленном дереве. А немного позже в сторону Лесова направилась процессия, возглавляемая Цыганом. За ним шли женщина, мужчина невысокого роста и верзила. Замыкали шествие Храстецкий и Манек. Они гордо вели своих первых нарушителей. В эту дождливую ночь все - и пограничники, и трое задержанных - вымокли до нитки.

У перекрестка они усадили перебежчиков на обочину дороги и закурили.

- Как вы рассчитывали перейти границу? - спросил Цыган.

- Ночью, - неохотно ответил тот, что был пониже ростом.

- Почему же не перешли?

- Очень уж сильный был дождь. Мы спрятались.

- Где?

- Где-то в лесу.

Верзила выпрямился и, не дожидаясь вопросов пограничников, принялся объяснять сам:

- Мы доехали поездом до Планы, а потом шли пешком вдоль какого-то ручья. Так добрались до этих мест. Шел дождь, и мы спрятались в ельник, там, у луга, где мы только что проходили.

- Минуточку. Вы говорите, ехали поездом? В этой одежде?

- В последнем вагоне. Там было очень темно... По том мы хотели идти дальше, но кто-то начал стрелять в нас и кричать. Мы обошли луг и решили продолжать путь, когда все будет спокойно. Потом мы увидели этот дом и свет. Решили, что находимся уже в Германии...

Они просто ошиблись. Еще сто метров, и им удалось бы перейти границу. Они видели, вероятно, свет в дверях, когда менялись дозоры. Решив узнать, где они, собственно, находятся, они попали в западню. Храстецкий рассмеялся, поняв, какое большое значение, оказывается, имела их ночная стрельба.

- С этой елочкой я всегда теперь буду здороваться, проходя мимо. А на рождество срублю другую! - хохотал он.

Лесом они спустились к деревне. Жители вставали рано и выглядывали из окон и дверей, с любопытством рассматривая путников. На заставе их уже ждал Пачес. Он сразу же рассадил задержанных порознь: женщину - на койку дежурного, здоровенного детину - в первую канцелярию, а на лестницу в коридоре - того, поменьше ростом. Заспанный Ярда Штрупл вставлял в пишущую машинку бумагу. Командира интересовало, откуда убежали заключенные, что представляет собой задержанная женщина, почему они хотели бежать и почему именно на их участке границы, а также что они имеют при себе и кто сообщил им сведения о границе.

- Об остальном расскажете в другом месте, - сказал он им.

Женщина оказалась сестрой того, поменьше ростом. Мужчины убежали из Бора, а у нее в Пльзене раздобыли пальто. Участок границы они не выбирали, просто двигались в Лесов. Их показания полностью совпадали. Командир послал Храстецкого позвонить в Пльзень и представил подробнейший отчет в Тахов командованию района. Пришел старший вахмистр Зима, командир станции КНБ.

- Значит, "эрфольг"? - сказал он. "Эрфольгом" на границе называли успешное задержание. - Это вы их за держали? - спросил он Храстецкого.

- Так точно.

- Женщину я передам в район, - решил Зима. - Но нашей Милуше придется обыскать ее.

Девушке, которая вскоре пришла, очень не хотелось браться за обыск. Она стыдилась. Зима отослал всех в канцелярию и, объяснив дочери, что от нее требуется, вышел к дежурному. Через пять минут обыск благополучно закончился. Ребята во все глаза рассматривали Милушу. Их собралось в коридоре человек десять, и девушка краснела под их взглядами. Это была полная блондинка с голубыми глазами и красивым бюстом. Ребята как воды в рот набрали. Обычно такие уверенные в себе, сейчас они и слова не проронили. Старший вахмистр с дочерью вскоре ушли.

- Приходите, барышня, еще! - прокричал вслед ей Храстецкий. Она даже не оглянулась и поспешила за отцом на станцию КНБ.

Они сидели на мокрых бревнах у волейбольной площадки, которую строили не спеша, и ждали, когда доставят обед. Понемногу они становились знатоками своего ремесла. По крайней мере, уже знали немного местность, ее особенности, границы их участка, жителей, их национальную принадлежность, социальный состав, политические взгляды, привычки, увлечения и даже грешки. Йозеф Ножичка часто рассказывал ребятам о военных годах. Это был старый коммунист. Он много повидал на своем веку, вел подпольную работу, был узником концентрационного лагеря.

- Мы должны знать людей, - часто повторял он. Ему нравилось, что в отделении Хлоупека много коммунистов.

Как-то Ножичка сказал:

- Надо бы узнать, что представляет собой Пачес. В партии он не состоит, и взгляды его мне не известны.

- Это я легко проверю, - вызвался Стромек. - Узнаю у Зимы или у вахмистра Гендриха. Он единственный там член КПЧ, он-то должен его знать.

В деревне насчитывалось около пятнадцати коммунистов: старый Киндл председатель и несколько рабочих. Среди таможенников не было ни одного коммуниста. Лесничий Лишка во время выборов активно агитировал за национальных социалистов.

- Меня удивляет, что у таможенников нет ни одного коммуниста, - покачал головой Ярослав.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганистан. Честь имею!
Афганистан. Честь имею!

Новая книга доктора технических и кандидата военных наук полковника С.В.Баленко посвящена судьбам легендарных воинов — героев спецназа ГРУ.Одной из важных вех в истории спецназа ГРУ стала Афганская война, которая унесла жизни многих тысяч советских солдат. Отряды спецназовцев самоотверженно действовали в тылу врага, осуществляли разведку, в случае необходимости уничтожали командные пункты, ракетные установки, нарушали связь и энергоснабжение, разрушали транспортные коммуникации противника — выполняли самые сложные и опасные задания советского командования. Вначале это были отдельные отряды, а ближе к концу войны их объединили в две бригады, которые для конспирации назывались отдельными мотострелковыми батальонами.В этой книге рассказано о героях‑спецназовцах, которым не суждено было живыми вернуться на Родину. Но на ее страницах они предстают перед нами как живые. Мы можем всмотреться в их лица, прочесть письма, которые они писали родным, узнать о беспримерных подвигах, которые они совершили во имя своего воинского долга перед Родиной…

Сергей Викторович Баленко

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное