Читаем С автоматом в руках полностью

Через несколько дней был получен приказ, касающийся операции против вооруженной группы. В нем подробно описывалась вся операция, отмечалась решительность вахмистров КНБ заставы Лесов, которые всем ставились в пример. Само собой разумеется, приказ был зачитан и лесовчанам. Прапорщик прочитал его от начала до конца. Изложенное строгим военным языком, случившееся выглядело несколько иначе. Больше всего всем понравилась заключительная часть: за отвагу, самоотверженность при охране государственной границы и отличное выполнение служебных обязанностей командир КНБ отделения производит ниженазванных вахмистров КНБ в звание штабных вахмистров: вахмистра Ярослава Недобу, вахмистра Рудольфа Мразека, вахмистра Вацлава Яниша, вахмистра Вацлава Храстецкого, вахмистра Ивана Оливу и вахмистра Владислава Кржовачека. Всем, получившим повышение, по очереди, учитывая положение на заставе, предоставлялся отпуск.

- Ура, ребята! Получайте!

Карлик достал знаки различия, и шесть вахмистров стали штабными вахмистрами. В их честь прозвучало "ура" на маленьком запыленном плацу перед домом командира, и друзья поздравили их. Многие сожалели, что не оказались в их числе. Так, Хлоупек, Роубик и Репка тоже заслуживали бы еще одну звездочку.

- Так, так, негодяи! - смеялся Карлик. - Быстро, быстро вы делаете карьеру. Мне пришлось пятнадцать лет прослужить, прежде чем я получил эту звездочку!

Они решили отметить это событие и собрались у Франты Киндла. Зазвучали старый патефон, гармошка Шикла и веселые голоса вахмистров. В течение часа ресторанчик заполнился до отказа. Пришли и девчата. Начались танцы, и гимн лесовчан не раз звучал в ту ночь в сольном и хоровом исполнении в обычно тихой пограничной деревне.

Цыган сидел с Яркой под могучим каштаном за маленьким особняком. Он и не подозревал, что это одно из последних их свиданий.

Так проходили месяцы и годы. Лесов для ребят постепенно стал родным. У многих вахмистров в деревне или в округе появились друзья, и коллектив, состоявший первоначально из юнцов, стал постепенно распадаться на небольшие группы. С таможенниками общий язык так и не удалось найти. Все они были люди семейные, в возрасте, степенные и не очень обременяли себя заботами о безопасности границы. К тому же многие из них исповедовали другие политические взгляды. Таможенники участвовали в патрулировании только под руководством Карлика. Они жили также в постоянном напряжении, не зная, останутся ли вообще в КНБ и на границе. Некоторые старались приспособиться к новым условиям, но делали это так рьяно, что порождали еще большее недоверие к себе. Вахмистры не любили ходить в дозор с таможенниками, хотя прапорщик, формируя такие дозоры, руководствовался инструкциями, касающимися бывших работников таможенной службы. Не все из таможенников были плохи. Взять хотя бы Алекса или Вилема, самого старшего из них. К ним можно было прибавить, пожалуй, и Шпачека. Эти рассуждали здраво, как и старый Зима.

Цыган командовал патрулем, в который входил и Вилем. Этот таможенник был на тридцать лет старше его. Вилему Яниш нравился. Обоих объединяло увлечение живописью и любовь к природе. По просьбе Вилема Цыган обращался к нему на "ты". Сегодня они вместе вышли в мглистые сумерки. В дозоре в районе Гути им предстояло провести целую ночь.

- Ну и ночь, - вздохнул Цыган.

- У меня позади таких тысячи, Вацлав.

Вилем досконально знал этот участок еще с довоенных времен: люди здесь изменились, ушли немцы, да и характер службы стал другим. Они шли, вопреки инструкции, рядом и тихо разговаривали. Это не мешало им прислушиваться к каждому шороху. Подошли к околице Гути. Когда они вышли из леса, видимость несколько улучшилась, но лежащая в долине деревенька тонула в тумане. Засунув руки в карманы, они шли по вымощенной щебнем дороге вниз, мимо лесной сторожки к перекрестку.

Цыган, поеживаясь от пробравшего его холода, поднял воротник. Не говоря ни слова, они направились к полуразрушенному зданию весовой.

Там находился их контрольный пункт. Отсюда они охраняли перекресток дорог вблизи границы. Стояла тишина, только где-то за белой завесой тумана не переставая лаяла собака. Ей, видно, не нравилась эта ночь, но лучших уже не будет. Жаркое лето кончилось, приближалась осень 1948 года. Отсюда они хорошо видели перекресток.

- Когда немного рассветет, - сказал Цыган, - кто-нибудь из нас сбегает в деревню за молоком. Я очень люблю парное молоко. Мы ходим за ним к Благоутам. А если к нему еще хрустящий рогалик...

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганистан. Честь имею!
Афганистан. Честь имею!

Новая книга доктора технических и кандидата военных наук полковника С.В.Баленко посвящена судьбам легендарных воинов — героев спецназа ГРУ.Одной из важных вех в истории спецназа ГРУ стала Афганская война, которая унесла жизни многих тысяч советских солдат. Отряды спецназовцев самоотверженно действовали в тылу врага, осуществляли разведку, в случае необходимости уничтожали командные пункты, ракетные установки, нарушали связь и энергоснабжение, разрушали транспортные коммуникации противника — выполняли самые сложные и опасные задания советского командования. Вначале это были отдельные отряды, а ближе к концу войны их объединили в две бригады, которые для конспирации назывались отдельными мотострелковыми батальонами.В этой книге рассказано о героях‑спецназовцах, которым не суждено было живыми вернуться на Родину. Но на ее страницах они предстают перед нами как живые. Мы можем всмотреться в их лица, прочесть письма, которые они писали родным, узнать о беспримерных подвигах, которые они совершили во имя своего воинского долга перед Родиной…

Сергей Викторович Баленко

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное