С черного хода

– Готов, – выдавил я из себя. – Но сразу признаюсь, да, было. В третьем классе подсматривал за девочками через окошко в раздевалке. И в четвертом…

– Меня это совсем не интересует… – буркнула Бричкина и отчего-то покраснела.

Полковник отчетливо хмыкнул и ухмыльнулся.

– И еще. Думал, никому не скажу, но теперь признаюсь. Девственность я потерял в четырнадцать лет, а не в тринадцать, как всем хвастался. И она сначала…

– Александр Валентинович! – обиженно воззвала подпоручик дамского полу к Исаеву. – Да что же это такое! Я его сейчас током двину…

И ее рука потянулась к какому-то массивному тумблеру.

– Александр Георгиевич… – укоризненно обратился ко мне полковник, спрятав улыбку в усы. – Ну право дело…

– Все, все… молчу…

Как и обещала суровая дама, сначала последовали безобидные вопросики с совершенно очевидными на них ответами, что-то вроде, сколько будет два плюс два. Совершенно не понимаю принципа работы этого жуткого аппарата, но очевидно, таким образом происходила градуировка моих реакций. Вроде так… Бричкина, получая ответы, удовлетворенно хмыкала, делала пометки в блокнотике и щелкала тумблерами с таинственным видом.

Полковник Исаев сидел в сторонке и в процесс совершенно не вмешивался, отчаянно дымил сигарой и совершенно не обращал внимания на страдающий вид Бричкиной, раздраженно отгонявшей от себя газеткой сизые клубы дыма. Что, впрочем, не мешало ей украдкой бросать на полковника влюбленно-обожающие взгляды.

Вопросы следовали один за другим, в основном повторяющие все то, о чем мы беседовали с Исаевым. Отвечал я совершенно не волнуясь, да и прибор себя вел пристойно – током не бился и никаким иным образом беспокойства не доставлял. Я даже начал получать своеобразное удовольствие, в упор рассматривая внушительный бюст Бричкиной и забавляясь ее молчаливым возмущением по этому поводу.

Но потом последовал вопрос, который вогнал меня в ступор.

– Скажите, является ли вам родственником Новицкий Александр Евгеньевич?

– Нет… – ответил я машинально, а потом поинтересовался: – А это кто?

Какие на хрен родственники? Я же совершенно понятно им объяснил, откуда я. Стоп… Стоп…

Я уставился на небольшой портрет, висевший на стене прямо передо мной. Так это же тот самый Новицкий… Верховный правитель и прочая, прочая… тот самый человек, прекративший смуту на Терре… Так сказать, идол и кумир. Правда, покойный уже. Но при чем здесь я?

– Здесь вопросы задаю я! Отвечать односложно! – грозно пискнула Бричкина и задала следующий вопрос: – Является ли он вам отцом?

– Нет…

– Вашу мать звали Софья?

– Нет. Не знаю.

– Мария?

– Нет. Не знаю. Товарищ Бричкина, если не трудно, загляните в стенограмму моего допроса и перестаньте задавать идиотские вопросы. Детдомовский я. Отца с матерью не помню.

Бричкина пропустила мимо ушей мой комментарий, затем с совершенно растерянным видом написала что-то в блокноте и показала полковнику.

Исаев удовлетворенно кивнул и приказал:

– Заканчивайте, лейтенант…

Бричкина, пребывая в некоем ошарашенном состоянии, послушно посдергивала с меня датчики, и мы с полковником Исаевым проследовали к нему в кабинет. Где уже был накрыт небольшой, отлично сервированный столик, на котором любовно заканчивал наводить лоск референт полковника. Стол венчало большое блюдо с горкой одуряюще пахнущего горячего шашлыка и литровая бутыль уже знакомой мне водки «Кронштадтской», впрочем, как запасной вариант заботливый референт оставил еще бутылочку коньяка «Шустовского».

Исаев молча показал мне рукой на кресло и, с хрустом открутив крышку на бутылке, набулькал прозрачной жидкости в рюмочки, в которых я с изумлением опознал отпескоструенные крышки от взрывателей двадцатипятимиллиметровых зенитных снарядов.

М-да… суровый мужской шик. Одобряю.

– Ну что, Саш… – Исаев поднял рюмку. – Надеюсь, я могу тебя так называть?

Я молча кивнул.

– Вот и закончилась твоя старая жизнь… – задумчиво продолжил полковник. – И началась новая…

– Я пока не очень-то отчетливо это понимаю, Александр Валентинович. Даже толком не соображу, куда попал. И к чему был последний вопрос про Новицкого?

– А ты посмотри… – Исаев показал рукой в сторону портрета, висевшего на стене.

Ну и посмотрю…

Пожилой мужик – запечатлён примерно в пятидесятилетнем возрасте, мордочка такая волевая, короткий бобрик седых волос, массивная квадратная челюсть. Борцовская шея распирает воротник мундира. Легкая скуластость. Наглые и одновременно жесткие, голубые глаза…

Однако вызывает симпатию Верховный Правитель, сразу видно, что мужик решительный и слова с делом у него не расходятся, а то, как он поломал хребет проявившимся в стране всяким недобиткам и нацикам, просто восхищает. Но при чем здесь я?

– Александр Валентинович… – я начал говорить и сразу осекся.

Мать твою за ногу!

Неожиданно встал перед глазами сон, в котором человек в царском военно-морском мундире и с кортиком стоит перед люлькой с выглядывающим из кружев личиком грудного младенца. И этот офицер…

– Да не может быть! – пораженно прошептал я и, встав, подошел к зеркалу. – Господи!