С чистого листа

Я никогда раньше не видел, как Кэролайн плачет, так что целую минуту просто сижу с отупелым видом, пытаясь сообразить, что же делать. Она икает и хрипит, словно старается отдышаться. Я начинаю гладить ее, как собаку, но она сбрасывает мою руку.

– Почему ты меня не хочешь? – глухо спрашивает она. – Что во мне такого?

И тут я туплю еще больше, поскольку проявляется та Кэролайн, о существовании которой я и не подозревал. Неужели она такая же неуверенная и ранимая, как и все мы?

Я говорю:

– Ты красивая. Ты – Кэролайн Амелия Лашемп.

Нет, не об этом она меня просит. Скажи ей, что хочешь ее. Но я не могу, потому что не хочу ее, вот так. Я начинаю бессвязно болтать изо всех сил. Снова и снова повторяю ей, кто она и какая она красивая, даже когда она натягивает на себя одежду, даже когда хватает телефон. Даже когда произносит: «Не могу больше» – и распахивает дверь, в которую врывается свет. Я на мгновение слепну, а когда зрение возвращается ко мне, ее уже нет.

Либби

Мы целуемся, кажется, несколько часов.

Мы целуемся даже тогда, когда кто-то вваливается в комнату и ослепляет нас, включив верхний свет, а потом поспешно уходит.

Мы целуемся, пока у него не вырастает много-много рук и его язык не начинает ласкать мое ухо. А я думаю: «Не хочу быть Полин Поттер. Не хочу, чтобы он стал моим первым. Не хочу, чтобы он вообще стал чем-то моим».

Поэтому я отстраняюсь и говорю:

– Извини, Мик из Копенгагена. Я не Полин Поттер.

Он откидывается назад и недоуменно спрашивает:

– Кто-кто?

– Неважно. По-моему, мне надо горло промочить. Извини, но я больше не хочу целоваться.

Я ожидаю, что он придет в отчаяние, но он лишь пожимает плечами и улыбается:

– Ладно.

Он помогает мне встать, и мы выходим из комнаты, пока я на ходу поправляю волосы и блузку. Я иду следом за ним, и хотя мне не хочется с ним целоваться, Мик из Копенгагена такой классный парень, что я невольно ловлю себя на мысли: «Девушка, а тебя ведь и ВПРАВДУ хотят». И чувствую себя при этом прекрасно.

Джек

Я обнаруживаю Кама на кухне, где он одну за другой опрокидывает рюмки. Белокурые волосы прилипли ко лбу, и одной рукой он обнимает девчонку, по виду вроде бы Кендру Ву (небольшого роста, азиатская внешность, заплетенные в косички длинные черные волосы).

– Что пьешь? – спрашиваю я.

Девчонка, похожая на Кендру, протягивает мне что-то коричневое и не похожее на пиво.

Я залпом вливаю это в глотку. Пищевод у меня обжигает так, словно я вдохнул пары бензина.

– Еще, – выдавливаю из себя я.

И они оба принимаются подавать мне рюмки.

Кам опорожняет свой бокал и со звоном ставит его на столешницу. Он потрясает кулаками в воздухе и издает звериный рык.

Чуть позже я продираюсь сквозь толпу гостей, ища черный ирокез, потому что слишком набрался, чтобы ехать на машине, а мне безумно хочется домой. Вот прямо сейчас. На улице, у бассейна я обнаруживаю ирокез у кого-то, кто напоминает Сета. Здесь я уже не утруждаюсь поиском примет, чтобы убедиться, что это он. Я подхожу прямо к тому, кто похож на Сета, и говорю:

– Отвези меня домой.

А он отвечает что-то типа:

– Ну да, конечно, Масс. Погоди, пока мы тут закончим.

Он подносит к губам косяк, затягивается, а потом начинает хохотать без причины.

Я вырываю у него косяк и тоже затягиваюсь, потому что, наверное, в нем и заключается тайна здешней жизни. Может, это даст мне ответы. Вместо этого я кашляю, как старикан, добрых пять минут. Кто-то протягивает мне бокал, чтобы все это запить, и тут бассейн опрокидывается, и земля тоже, а небо внезапно оказывается там, где должна быть земля. Парень с ирокезом наклоняется надо мной и спрашивает:

– Ты в порядке, брат?

Я закрываю глаза, потому что нет, я не в порядке. Мне хочется, не открывая их, заснуть здесь, на небе, где должна быть земля, но с закрытыми глазами мир переворачивается еще быстрее. Я снова открываю глаза и кое-как встаю на ноги. У меня остается единственная надежда на то, что где-то рядом может оказаться Бейли Бишоп, потому что она не пьет. Но она не всегда приходит на вечеринки, и к тому же мне никогда не разыскать ее в этой толпе блондинок. Я возвращаюсь в дом, и мне кажется, что в нем стало еще теснее, словно съехались еще ребята из трех соседних школ, пока я торчал у бассейна.

Я никого не узнаю.

Продираюсь сквозь кухню, столовую и гостиную. На меня со всех сторон орут, и какая-то девчонка хватает за руку, вцепившись в нее, как в спасательный плот. Она пахнет, как Кэролайн, но это не Кэролайн – она худая, белая, с кудрявыми волосами цвета маргарина.

– О Господи, Джек Масселин! – ахает она и целует меня в губы.

От нее разит табаком, и я отталкиваю ее.

– Массзадница, – шипит она, отворачивается и танцует со стоящими рядом людьми.

Я нарушаю все правила, созданные мной именно для таких ситуаций: не улыбаюсь, не киваю и не говорю: «Эй, да ладно тебе». Не флиртую со всеми девчонками подряд. Я смотрю всем в глаза, словно внезапно смогу распознать, кто есть кто (не распознаю). Я так долго гляжу на какого-то парня, что тот взрывается: