С чистого листа главы 100-165

В этом Флетчер был прав, и мне стоило бы сдерживаться, потому что кто-нибудь бы точно такое попробовал, просто, чтобы что-нибудь разжечь. Они продолжали мусолить эту тему до самой рекламы, после чего перешли к теме посыла, который Буш хотел направить этим номинированием – что все еще не было подтверждено. После этого мы выключили телевизор. Прибыл наш LongRanger и отвез нас в Вестминстер, что было совсем не тем, чего ожидали журналисты. Они собирались гоняться за нами на своих машинах, идиоты! Из Вестминстера мы полетели в небольшой аэропорт за пределами Хьюстона, где нас уже ожидал лимузин. Мы отправились прямиком в Four Seasons, и затем прошмыгнули прямиком в номер, даже не отметившись.

Нас ожидал Карл Роув. Он был достаточно учтивым, но я мог сразу сказать, что он был недоволен. Он был любимчиком семейств Буш, и отцовского, и сыновьего, и он был близок с Диком Чейни. Он был в политической игре с самого колледжа, и ему нравилось в нее играть, и нравилось играть нечестно. Я был главным фактором, раскачавшим эту лодку. И все же он был достаточным профессионалом, чтобы расслабиться и подстроиться.

Он представил следующую программу:

В понедельник, десятого июля, в полдень мы будем давать объявление в Техасе. Джордж Буш выступит первым, и затем на трибуну выйду я, и после этого пригласят Мэрилин и девочек. Думаю, они впервые тогда осознали, что они будут принимать участие. Девочки, казалось, были в восторге, а Мэрилин занервничала.

Со вторника одиннадцатого июля по четверг тринадцатого июля, я бы начал работать с командой кампании над предвыборной речью и графиком выступлений. У Мэрилин появилась бы своя команда и свое расписание, отчего она начала сильнее нервничать. Роув этого либо не заметил, либо ему было плевать. Подозреваю, что второе.

С пятницы четырнадцатого июля по субботу двадцатого июля я бы колесил по стране с кампанией в поддержку губернатора. Хоть детали все еще и уточнялись, все-таки я мог ожидать различных выступлений в «сердце страны», чтобы представиться, и на всех воскресных ток-шоу.

В воскресенье тридцатого июля мы все полетели бы в Филадельфию на собрание, которое бы началось в понедельник тридцать первого июля. Это бы продолжалось четыре вечера. Я бы выступил на третий вечер, а на четвертый выступил бы Буш.

У Мэрилин появился бы свой собственный график выступлений. В дополнение к этому в среду второго августа она была бы одной из первых выступающих, и представила бы меня всем.

На этом месте Мэрилин побледнела и запротестовала. Она до ужаса боялась публичных выступлений! Она просто отказывалась это делать! Карлу было плевать. Если она хочет, чтобы я стал вице-президентом, то ей нужно делать то, что говорят. С детьми то же самое. Им нужно было выучить свои реплики и вести себя подобающе. Он не был настолько груб, чтобы получить кулаком в нос, но он был к этому близок.

Девочки в каком-то смысле пришли в восторг от этой идеи, но их мать была на грани истерики. Я взял ее за руку и сказал:

– Не волнуйся. Дай я разберусь.

– Я не могу давать речь! Я никогда не выступала с речью!

– Я знаю, я знаю. Успокойся. Дай я разберусь с этим.

Карл начал что-то говорить:

– Господин конгрессмен…

Я повернулся к нему и прервал:

– Заткнись, Карл. Моя очередь. Хочешь мной командовать – хорошо, флаг тебе в руки. Но если еще раз в таком духе заговоришь с моей женой или детьми

я выпну тебя за дверь и расскажу журналистам, за что! Понял меня? – он начал что-то бормотать, но я его перервал. – А теперь давай я кое-что проясню. Моя жена за всю жизнь ни разу не выступала с речью. Я в семье политик, а не она. Я женился на ней не потому, что она дала отличное выступление! – близняшки захихикали, а их мать прижалась к моей руке. – А сейчас я поговорю с Мэрилин и мы достанем пару составителей речей, и возможно, я смогу убедить ее попробовать, но на этом все. Если не получится – Мэрилин агитировать не будет.

Я повернулся к Мэрилин и сказал:

– Не волнуйся ты так. Если я так могу – то любой сможет. Черт, да взгляни на некоторых других идиотов, чьи выступления ты видела! Ты умнее их.

Мэрилин отпустило, когда я вступился за нее (еще бы я этого не сделал!), и к ней начал возвращаться цвет лица.

– А что, если я напортачу?! Что, если я не смогу, или перепутаю строчки, или застыну, или еще что-нибудь? Что, если…

Я рассмеялся и обнял ее:

– Ну, тогда мне всего лишь нужно будет с тобой развестись, так ведь? А теперь успокойся. Разберемся.

Я повернулся обратно к Роуву, который немного подуспокоился от всей этой семейной драмы:

– Что там следующее по списку?

– Ну, завтра утром мы свяжемся с морской пехотой и выясним, можем ли мы организовать перевод вашего сына, или хотя бы отпуск для него, чтобы он мог помочь.