– Вот тут остановись. Мой сын – морской пехотинец. Он уже взрослый. То, что он делает, важнее, чем что угодно, что вы там запланировали. Он не будет принимать в этом участия. Если я услышу о том, что ты хотя бы подумал о том, чтобы связаться насчет него с Пентагоном или морской пехотой, я отправлюсь на национальное телевидение и осужу тебя лично и публично. Это понятно? – сказал я ему.
Роув с большой неохотой согласился на эти ограничения. Когда связываешься с Карлом Роувом, важно помнить, что морали у него не больше, чем у голодного волка, который высматривает раненого олененка. Он мог бы преподать пару уроков грязных трюков Ричарду Никсону. Однажды, когда он был в колледже, он использовал фальшивое имя, чтобы внедриться в штаб Демократов к парню, который баллотировался в казначейство штата Иллинойс, украл несколько пачек письменных бланков и затем воспользовался ими, разослав приглашения на пьяные оргии. За годы он выкинул еще несколько трюков, например, наставил в собственном офисе жучков и утверждал, что это сделали Демократы, или сливал информацию по другим сотрудникам кампании, на фоне которых он выглядел лучше. Во время недавних праймериз Роув ухитрился пустить слушок против МакКейна с намеком, что у Джона МакКейна был ребенок от чернокожей проститутки из Нью-Йорка, хоть ничего из этого не было правдой.
На том моменте мы взяли небольшой перерыв, и Роув привел нескольких помощников и ассистентов, которые бы с нами работали. Дело начинало становиться лучше, поскольку некоторые из них вели себя по-людски. Может, Карл и родился с числом «666» где-нибудь на теле, но у него было несколько нормальных работников кампании. Это также могло быть просто потому что как номинант на пост вице-президента, я не оценивал тех отпрысков Сатаны, которые работали с Джорджем Бушем, и получил подражателей, которым нужна была практика в том, чтобы побыть злом.
Тем вечером мы поужинали в номере, не желая пока что показываться на глаза общественности. Я разделил свое время до самой ночи, переключаясь с работы с командой для написания речи для моего выступления на «Техасе» в понедельник, и работая с командой, которая обучала Мэрилин. Это означало половину времени держать ее за руку, и другую половину разбавлять всю ту чепуху, которую они распланировали. Мы пришли к компромиссу. Они бы составили пару коротеньких пробных речей, и затем Мэрилин с девочками попробовали бы выступить с ними на пробной сцене. Затем они смогли бы дать свою оценку, прежде чем мы бы разделились в конце недели. Моя жена и дети согласились на это, хотя девочкам эта идея нравилась больше. Достаточно скоро они все поймут – ха, ха, ха!
Следующие несколько дней прошли, как я и предполагал. Официальное объявление было дано на палубе USS Texas, древнем военном корабле, который был пришвартован в Хьюстоне. Это был хороший выбор для данного события; Буши были популярны в Техасе, а корабль времен Второй Мировой Войны стал отличным патриотичным фоном. Джордж Буш дал восхитительную речь, в которой превозносил меня до небес, и затем появился я, вылезая из люка, улыбаясь и махая всем рукой. После этого я пригласил Мэрилин и девочек, которые повторили ту же пластинку, вылезая, улыбаясь, и махая руками. Затем я выступил с речью, превозносящей чудеса Джорджа Буша и «сострадательного консерватизма».
Никто на самом деле не понял, что означал этот «сострадательный консерватизм», но это было не важно. Это было в некой манере Шалтая-Болтая из «Алисы в Стране Чудес», который сказал: «Когда я беру слово, оно означает то, что я хочу, не больше и не меньше». (Как Роберт Хайнлайн однажды отметил, что слово «суверенитет» – это нечто между «трезвостью» и «в стельку» в словаре.) Любопытной частью для меня во всей этой практике было то, что я агитировал за кого-то другого. До этого я всегда давал речи о том, каким чудесным был я сам, а не кто-либо другой.
Во вторник был черед Мэрилин. Хоть у нее и отлично получалось общаться с людьми наедине, и она частенько разговаривала с людьми или журналистами после появлений со мной во время кампаний, она никогда не выступала с речью или на публике с микрофоном и камерами. Ей состряпали пустой зал с подиумом, освещением и камерой в отеле, и Мэрилин вышла и зачитала предвыборную речь.
Как я и сказал Карлу Роуву, я женился на Мэрилин не из-за ее превосходного выступления. Карьера Мэрилин в качестве публичного спикера, казалось, будет катастрофически короткой. Она никогда не могла выучить речь, и просто читала слова с листка перед собой. О телесуфлере можно было забыть, поскольку она отказывалась надевать очки или линзы. Ее ритм чтения был ужасен, и она говорила либо слишком быстро, либо слишком медленно. На это было больно смотреть, и в течение дня стало только хуже. После ее последней попытки она разрыдалась.
С другой стороны, у Холли и Молли это получалось очень даже естественно! Они были шикарными и выдающимися, милыми и привлекательными, и могли, не моргнув глазом, зачитать пятиминутную речь. Их сочли реальным преимуществом.