Лучшее, что мы могли сделать – это держать Мэрилин подальше от подиума. Чего никто не мог понять – так это того, как она могла быть такой милой и обаятельной в личном общении, просто говоря с людьми, и в то же время так ужасно выступать перед толпой. Как бы она смогла тогда представить меня на собрании в том виде, который уже стал традицией? Я решил вопрос, предложив совместить ее представление с другой традицией, а именно с показом биографического видеоролика обо мне. Она могла бы просто его озвучить и говорить обо мне своими словами, и ей бы не пришлось тогда заучивать фразы или стоять перед толпой. Было записано несколько пробных набросков, Мэрилин посадили в кресло, опробовали эту идею, и все здорово получилось. Ее составители речей начали серьезно все расписывать. Вот мы и нашли дело для Мэрилин!
В среду они попробовали это еще раз, и у Мэрилин получилось еще лучше. Она отлично справлялась, пока ей в лицо никто не тыкал микрофоном и камерой. К концу дня мы определились с тем, как она будет со всем справляться. Когда мы разделимся для агитации, я бы брал с собой девочек по городам, а Мэрилин бы отправилась со своей командой в Балтимор, где кучка писак прошерстила бы наши семейные фотографии и разработала мою биографию.
Что до меня, то мне нужно было агитировать! В четверг вечером нам нужно было лететь в Лексингтон Кентукки, где я выступил бы на благотворительном вечере. В пятницу нужно было сесть на автобус и поехать на юг в сторону Теннесси, останавливаясь каждые несколько часов, чтобы выступить с речью. Со мной были бы мои дочери, и мы дали бы им возможность попробовать выступить самим. Им бы это показалось невероятно интересным. Мне же было лучше знать, но я был всего лишь их отцом, так что им не обязательно было меня слушать. Я же просто улыбнулся на это. Они еще все поймут.
Глава 128. Шторм
Четверг, двадцатое июля 2000-го года.
Ну все, вот они и поняли! К четвергу им все это изрядно надоело, и они устали. Первая пара дней была интересной. Мы с Мэрилин никогда не возили детей в Кентукки или Теннесси даже на отдых, так что им там все было интересно и в новинку. Мы заезжали в какой-нибудь небольшой городок, и местный Республиканский комитет устанавливал там сцену, где-нибудь в местной школе или в здании суда, или в зале ветеранов. Местный организатор представлял Холли и Молли, которые затем выступали по четыре-пять минут, представляя меня. Затем выходил я, обнимал своих дочерей и давал предвыборную речь. После этого мы встречались с местными репортерами, перекусывали и забирались обратно в автобус. Через два часа мы оказывались уже где-то в другом месте.
Во время всего этого действа меня окружали «консультанты», которые буквально планировали все, что я делал с момента, как утром открыл глаза, до момента, когда я ложусь спать. Был консультант по гардеробу, чтобы я всегда был соответствующе одет. Если мне нужно было надеть костюм, они решали, какого цвета будет сам костюм, рубашка и галстук; если я надевал рубашку, то они решали, насколько высоко должны быть закатаны рукава. Если рукава не держались на нужной высоте, они были счастливы закрепить их булавками. Был и консультант по речам, который по необходимости редактировал предвыборную речь. Был также кто-то, кто отвечал за связи со всеми местными. Были пищевые консультанты, которые говорили мне, где и когда есть. Наверняка где-то там был и туалетный консультант, чтобы позаботиться о том, чтобы я откладывал вице-президентские кучки в соответствующее время.
С консультантами нужно быть чертовски осторожным. Консультанты – это профессиональные переживальщики. Нельзя пошутить, потому что это может задеть кого-то. Нельзя говорить, что вы выступаете за что-то, или против чего-то. Нельзя давать какие-либо детали, потому что они могут быть использованы против вас. Лучшие политики знают, когда игнорировать консультантов и просто позволить всему идти своим чередом. Худшие же заканчивают, как Митт Ромни, который боится сказать кому-либо что-либо без обсуждения с консультантом, и, в конце концов, выглядит фальшиво и глупо.