С чистого листа главы 100-165

График по России был таким, что мы поздно вечером вылетели бы из Парижа и прилетели рано утром в Москву. Это был полет всего на три с половиной часа, а в Москве всего на два часа больше, чем в Париже. Мы вылетели в десять вечера, прибыли в половину четвертого утра, и отправились прямиком в московский Ритц-Карлтон. Путешествия между странами начали нас потихоньку выматывать, и мы все немного поспали, прежде чем отправиться утром в Кремль. Формальный ужин был назначен на следующий вечер. Мы бы весь день провели в дискуссиях с Путиным и Касьяновым, затем вечером сходили бы на балет в Большой театр, потом на следующий день еще несколько совещаний, и только потом уже ужин.

Согласно моему брифингу от государственного департамента, Путин говорил на русском и владел немецким, что наверняка было причиной тому, что огромная часть его службы в КГБ проходила в Германии. Также предполагалось, что он брал уроки английского, но насколько он им владел – это под вопросом. Нам точно понадобились бы переводчики. Ну, пусть и так. Мой русский ограничивался фразами «dа», «nуеt», «sооkin sin» и «уоb tvоu mаt!». Это означало «да», «нет», «сукин сын» и «еб твою мать». Удивительно, как быстро запоминается всякий мусор. Я решил не пользоваться последними двумя фразами на публике, и я наверняка бы получил от Мэрилин, если бы я пользовался ими рядом с ней, особенно учитывая, что мне пришлось бы их для нее перевести.

Мы встретились в одиннадцать утра для небольшой фотосессии, за которой проследовал обед. После него мы бы уже приступили к работе. Во время фотосессии вы просто сидите рядом, улыбаетесь, и не говорите ничего существеннее фразы вроде «У вас тут много снега?». Ответом было «Просто дохера!» или что-нибудь в таком духе. Что бы вы ни делали, не говорите ничего существенного, пока рядом крутятся камеры и диктофоны. Более чем один американский президент прокалывался на этом, говоря что-то не для публики, и это уже тем же вечером оказывалось в новостях. Я продолжал расспрашивать о погоде, пока все не ушли, и мы не смогли перейти к делу.

Путин начал с того, что поручил своему премьер-министру Михаилу Касьянову зачитать список возражений о выступлениях Джорджа Буша и действиях, связанных с НАТО. Он выразил несогласие с включением в НАТО Польши, Венгрии и Чешской Республики (хоть это и было сделано Демократами еще во времена Клинтона), и особенно возражал против продолжения расширения в сторону Прибалтики и далее на восток. Мы с секретарем Пауэллом молчали и слушали. Эти возражения были не в новинку.

Колин ответил возражениями насчет жесткого вмешательства русских во внутреннюю политику балтийских стран – Литвы, Латвии и Эстонии. Ими управлял Советский Союз после окончания Второй Мировой, и было значительное количество русских, которые застряли там, когда Советский Союз распался. Экономически они были не на высшем уровне, но они активно развивались. На культурном же уровне они считали себя отдельными от России народами и в целом не очень жаловали русских.

Путин с Касьяновым сидели с каменными лицами, когда Колин зачитывал наши возражения. Они уже были готовы ответить, что не слишком бы помогло ситуации, когда я решил «вмешаться». Мы с генеральным секретарем продумали это заранее; это бы выставило меня прорывающимся через препятствия.

– Мистер президент, господин премьер-министр, позвольте мне дать пару комментариев, если это возможно, – попросил я прежде, чем они начали реагировать на наш ответ.

Переводчик тихо им это передал, и Путин с Касьяновым переглянулись, и затем Путин с грубым акцентом сказал по-английски:

– Прошу вас.

– Благодарю вас, – и я кивнул Колину и продолжил: – Мы с секретарем Пауэллом учли ваши интересы, как уже говорилось ранее, и мы хотели бы, чтобы вы рассмотрели другой вариант развития событий. Мы не можем изменить прошлое… – Ну, как я выяснил, можем, но эту тему лучше не поднимать, – …но мы можем изменить будущее. Может быть, если Соединенные Штаты сделают шаг назад в развитии Организации Североатлантического договора (НАТО), то может, ваша страна сможет смягчить свое отношение к беспокоящим вас гражданам, оставшимся на территории Прибалтики, – и вот, настала пора договариваться.

Путин с Касьяновым снова переглянулись, и теперь на их лицах начал проявляться интерес. Мы могли все два дня сидеть и спорить о том, кто за всю прошедшую историю был прав, а кто нет. И это было не важно. Надо решать чертову проблему. Если мы все отступим, и немного поможем друг другу сохранить лицо, то мы смогли бы сделать что-то намного более важное. Остаток дня мы провели, обсуждая различные возражения, касающиеся наших позиций, но это было бессмысленно. Например, Путин и Касьянов хотели, чтобы мы заткнулись насчет нарушения каких-либо гражданских прав людей Чечни и Дагестана. Я издал смешок и сказал прямо, что после событий одиннадцатого сентября они могли делать с этими ублюдками все, что хотят, и что у нас есть несколько предложений для встречи на следующий день, касающиеся наших общих проблем с радикалами и террористами.