Я: (Пожимая плечами) Я точно родился в среднем классе, может, чуть выше среднего, как и Мэрилин. Я никогда не ставил себе цели стать богатым. Я только знал, еще будучи ребенком, что мне придется обеспечивать себя самому, что я не буду получать никакой помощи от своей семьи. И вот так начинаешь думать, мол, мне всего-то нужно накопить достаточно, чтобы поступить в колледж. Затем понимаешь, мол, что мне все лишь нужно позаботиться о том, чтобы мои дети смогли поступить в колледж, и чтобы я мог позволить себе оплатить свадьбы своих дочерей. А затем все стало больше.
Боб: Насколько?
Я: Ну, я помню, как сразу после увольнения из армии у меня было состояние около сорока или пятидесяти миллионов долларов, и я взял Мэрилин на второй медовый месяц в милое тихое местечко на Багамах. И так место понравилось нам обоим, и я просто сказал, не особенно тогда задумываясь, что, если ей понравилось, то когда-нибудь я смогу купить ей что-нибудь подобное.
Мэрилин: Я это помню! Я тогда спросила, серьезно ли ты, и ты такой, ну да, но мне тогда нужно иметь состояние около ста миллионов долларов или около того.
Я: Точно. И так это стало моей следующей целью. После этого нужно было быть в состоянии купить самолет. Это стало причиной стать миллиардером. Это не о том, сколько имеешь. Это не просто счет. Это то, что можно на эти деньги сделать. Это всего лишь инструмент. Да, у меня есть пара игрушек, но я каждый год отдаю на благотворительность больше, чем мог бы потратить на самолеты, вертолеты и подобное.
Боб: Вы состоите в списке десяти самых богатых американцев журнала Fоrbеs. Вы однозначно самый богатый американец, который стал президентом.
Я: Знаете, я не совсем в этом уверен. Да, я согласен, что по количеству долларовых купюр это, несомненно, правда. И все же у нас были некоторые до ужаса богатые президенты. Вашингтон был невероятно богат, и какова была его доля в американской экономике того периода, если сравнить с моей долей в нынешней? Какой бы эффект произвела инфляция? Если взглянуть на гору Рашмор, то вы увидите там весьма богатых парней. Вашингтон, Джефферсон и Рузвельт все были довольно богатыми, и хоть Линкольн и родился в бревенчатом доме, он стал очень успешным судебным адвокатом и женился на дочери богатого человека. И он не страдал от этого. Это один из тех вопросов, для которых нам надо дождаться, когда его разберет какой-нибудь выпускник-экономист.
Боб: Вы сказали, что вы не ждали никакой помощи от вашей семьи. Почему так? Когда вы это поняли?
Я оглянулся и заметил, что в зал уже проскользнули Холли и Молли, так что они услышали бы все это. Я вздохнул. Они бы в любом случае увидели это по телевизору в воскресенье вечером.
Я: (Вздохнув) Будучи еще подростком, я выяснил, что для своей семьи я считаюсь большим разочарованием. Для них я был неудачником, и они бы не стали меня поддерживать. Если мне и нужно было как-то выстраивать свою дорогу в жизни, то это было бы без их участия.
Боб: (С большим удивлением) Как вы можете говорить, что вы были неудачником?! По всем меркам вы были одаренным в науке и математике. К четырнадцати годам ваши работы уже публиковали в научных журналах. В шестнадцать вы уже посещали колледж. Когда вам было восемнадцать – вы уже были миллионером. Это можно назвать как угодно, но только не неудачей!
Я: Для большинства нормальных семей – да. Мои родители… моя мать видела меня, подражающего своему отцу. Я должен был делать ровно то же, что и он, поступить в тот же колледж, стать инженером, как и он, затем устроиться в большую компанию, как и он, затем осесть, поселиться в пригороде, жениться на милой девушке и завести двоих-троих детей, все ровно как и у отца. К несчастью, я очень рано понял, что меня такая жизнь не интересует. И это сделало меня неудачником в глазах моей матери, и вследствие этого и в глазах отца тоже.
Боб: Они были настолько подавляющими?
Я: Весьма. Я помню, когда в четырнадцать лет я сказал, что собираюсь стать математиком, моя мать расстроилась настолько, что приказала отцу меня выпороть, будто бы думала, что таким образом она через него из меня дурь выбьет, или вроде того.
Боб: Можете дать пример?
Я: Одно из самых ранних воспоминаний, когда мне было пять или шесть, и мы делали валентинки в школе. Полагаю, это, наверное, было в детском саду или в первом классе. Итак, я неправильно написал одно слово на открытке. Когда я вручил ее своей матери, она зачитала мне лекцию по правописанию и потом отправила меня в мою комнату, чтобы я написал это слово двадцать раз. И я стал потом очень грамотным.
Боб: Звучит невероятно. Вас наказали за то, что вы подарили матери открытку на день Святого Валентина?