Экономический спад, который мы переживали, был неприятным, но не разрушительным. Куда важнее были сниженные налоги и грядущий дефицит бюджета, с которым мы бы столкнулись. В 2001-м финансовом году у нас все еще была налоговая нагрузка времен Клинтона, и мы вышли в плюс на сто пятьдесят миллиардов долларов. В этом же году со сниженной ставкой и замедленной экономикой мы бы столкнулись с таким же дефицитом! Как только экономика выравняется, все бы вернулось обратно, но нам нужно было тратиться осторожнее. Хорошо было то, что мы не вторгались в Афганистан, и избежали крупных трат, которых бы это потребовало; это чрезвычайно помогло.
Этот 2002-й год также был и годом промежуточных выборов, так что все, что мы делали, мы делали с оглядкой на ноябрь. Если продвижение законопроектов было похоже на танец на минном поле, на границе сроков это было еще и с завязанными глазами. (Во время обычных выборов президента можно даже не пытаться. На четвертый год уже ничего нельзя достичь. Ну и система!) Несмотря на вышесказанное, все еще держалось ощущение национального единства и стремления чего-то добиться. Казалось, что я смогу продвинуть большинство из того, чего хотел.
Хотя у этого была и своя цена. На тот момент я был достаточно популярен, что многие кандидаты-Республиканцы хотели получить мою протекцию. С начала марта я обнаружил, что записан на агитационные поездки по стране через каждые пару недель. На типичной такой поездке я обычно оказывался на пути в Топеку, или в Бьютт, или в Лексингтор, где в аэропорту меня встречал местный конгрессмен или сенатор. Мы бы затем посещали какую-нибудь местную фабрику или общественный проект или колледж, с гордостью смотрели на то, что там делают, и оба выступали с речью. Не важно на чтобы мы ни смотрели, моя речь затрагивала две основные темы, что конгрессмен Чудотворец тот самый парень, которого нужно отправить обратно в Вашингтон, чтобы он продолжал выполнять свою важную ведущую роль, и как что-то из законов, которые мы на тот момент продвигали, было связано с тем, на что мы смотрели. Мы махали флагом и обнимались на этом празднике взаимной любви. Половину времени со мной путешествовала и Шторми, потому что эта глупая животина была популярнее меня самого!
После этого мы попадали на какой-нибудь сбор средств, и я встречался и общался со всеми, кому только можно было продать мою душу. Затем у нас был отличный агитационный ужин. Курица Топеки на вкус очень похожа на Курицу Бьютта и Курицу Лексингтона. Думаю, по некоторым вечерам даже Шторми питалась лучше. На следующий день мы летели куда-нибудь еще и повторяли процедуру. Проделать все это в течение двух-трех дней и затем вернуться в Вашингтон. Подождать три недели и повторить.
На личном же уровне, если вы непопулярный президент, то никто не хочет, чтобы его видели рядом с вами. Запросов о личной встрече резко становится меньше, как и шансов продвинуть какой-то законопроект. Как я и сказал, была своя цена.
Глава 149. Весна
Большая часть весны прошла, по крайней мере, у меня, в продвижении законопроектов и попытках как-то угомонить идиотов с обеих сторон, которые носились, как куры, которым только что отрубили головы. Дик Чейни продолжать сыпать проклятиями в мой адрес, но он уже казался куда более напуганным. Индейцы уже окружили дилижанс и подбирались все ближе и ближе. От этого он стал еще язвительнее, но это уже стало приобретать горький и оборонительный тон. Несмотря на это, я был занят этим всю весну, этим и агитированием за своих коллег-Республиканцев.
С другой стороны меня с ума сводили выходки Мэрилин и девочек. Близняшки не были так безумны, насколько это можно сказать о паре девочек семнадцати лет. В этом семестре они заканчивали старшую школу и между делом готовились к выпускному, собирались переехать на лето в Вашингтон и затем осенью уехать в колледж, и они сводили нас с Мэрилин с ума. И все же одно утро в начале апреля было особенно сумасшедшим. Это были весенние каникулы и Мэрилин с близняшками тогда были в Белом Доме. В понедельник в десять утра я был на совещании с Полом ОНилом из казначейства и Митчем Дэниелсом из службы управления и бюджета вместе с парой помощников, когда нас прервал голос из интеркома. – Мистер президент, прибыли ваши дочери и хотят вас видеть.
Я взглянул на телефон, затем перевел взгляд на остальных. Затем я пожал плечами и нажал на кнопку громкоговорителя. – Мы сейчас немножко заняты.
По телефону раздался визг Молли: – Папа! Это важно!
– Что?
– Папа!
Я закатил глаза и пробурчал: – Ну ладно, – затем я поднялся и подошел к двери. Вместо этого охранник у двери, вероятно, расценил это как разрешение, потому что дверь открылась еще до того, как я до нее дошел, и в кабинет ворвалась Шторми.
"Какого…?"
Затем вошли близняшки, и они вытаращили глаза, увидев, что я был не один. Молли нервно помахала, а Холли сказала: – Папа, нужно присмотреть за Шторми. Мы уходим.
– Простите? – я просто поверить в это не мог!