Марси широко выпученными глазами уставилась на меня, а мы с Мэрилин поднялись. Мы пожали ещё пару рук и отправились обратно в общежитие, окружённые нашей охраной. Девочки гадали, где же мы были, и я сказал, что вышел повыпрашивать ещё голосов. Затем мы поцеловали их на прощание и направились обратно в Белый Дом.
Ремарка про выпрашивание голосов не была слишком далека от истины. К тому времени уже не было секретом, что я собирался баллотироваться на переизбрание. Хоть я и уходил от вопросов и официально заявлял, что дам формальный ответ в 2003-м, молва уже ходила. Джон МакКейн не выдвигался, и он объявил об этом, а Дик Чейни, хоть и хотел, но этому бы обрадовались так же, как и ядерным отходам. Больше никто ничего подобного не говорил об участии, и если бы я объявил об этом в начале 2003-го, то таким образом я бы отбил у них всех инвесторов партии. Избираться в президенты было делом куда более крупным, чем избираться по Девятому округу Мэриленда. За десять лет, которые я провел в Конгрессе, я потратил около десяти миллионов долларов на кампанию, и моих денег в этой сумме было удивительно мало – меньше миллиона. Избираться в президенты в 21-м веке бы обошлось не меньше, чем с миллиарда долларов со старта, дальше – больше. И я не собирался тратить такие деньги из своего кармана.
Само объявление обернулось своего рода разочарованием. В отличие от обычных выборов, где я бы соперничал с целой дюжиной других кандидатов, в качестве действующего президента я был ожидаемым номинантом. Мне не нужно было особенно ничего делать, кроме как сказать “Да, я избираюсь”. После этого же это был всего лишь вопрос подписания бумаг, чтобы внести меня в бюллетени. Это было бы большим делом, потребовало большой организации и помощи. Хотя в качестве своего генерала я взял Брюстера (не Овальный Кабинет, поскольку это было бы агитацией во время срока, нельзя-нельзя) и спросил его, хотел ли бы он попробовать свои силы. Если вы политический работник, то ведение президентской предвыборной программы стало бы самой крупной игрой. Крупнее моего переизбрания стало бы только чьё-нибудь первое избрание. Если бы меня переизбрали, пока мою кампанию ведёт Брюстер, он бы автоматически попал бы в большую лигу, что связана с политикой. После этого он уже мог бы называть свою цену.
Мы решили отложить мои объявления до 2003-го. Никому из нас не было нужно портить выборы 2002-го, и в какой-то мере предположение, что я буду переизбираться, могло помочь. Я был достаточно популярным, что у меня было бессчётное количество возможностей агитировать за своих коллег-Республиканцев. Вдобавок, летом 2002-го, когда местные выборы уже стали неприглядным зрелищем, я мог давать выступления в поддержку каких-нибудь законопроектов. Мы все ещё делали упор на некоторые аспекты экономики и одиннадцатого сентября. Мы разобрались почти со всеми вопросами, связанными с национальной безопасностью, но большой закон об инфраструктуре, который я продвигал, проходил намного медленнее желаемого. Всем нравилась идея, вроде бы, но никто не хотел за нее платить, и Республиканская Партия настаивала на снижении налогов, обещанном Джорджем Бушем и его хозяевами. Проект уже вышел из комитета, голосование близилось, и мы планировали его провести в октябре, хоть я бы с радостью принял пустое голосование.
Ещё ближе было голосование по проекту “DRЕАМ”. Закон об иммиграции, который мы продвигали, в целом был тем же самым, который предложил Буш в 2001-м году. Сильно мы его не меняли. Это в общем позволяло детям, введённым в страну родителями, чаще всего ещё младенцами, но теперь уже незаконно пребывающим, получить статус резидента и подать заявку на гражданство. Точно так же мы добавили пару положений, так что, если они прослужили бы год в войсках, то они могли получить гражданство. Это не было всеобщей амнистией, и не применялось к родителям, которые их привезли, но это позволяло избежать депортации родителей, которые изъявили желание зарегистрировать своих детей. Это также не помогло разобрать весь остальной бардак с иммигрантами, но это сгладило пару углов. Это было хотя бы какое-то начало.