С чужого на свой и обратно. Записки переводчицы английской полиции

Михал достает из шкафчика чистое полотенце. Рождество, время чудес… Чтобы мальчишка вытирал посуду!

18

18. Такой шрифт умер вместе с королевой Викторией. Во всяком случае, в масштабах страны. Он похож на плющ, клематис или какой-нибудь другой там барвинок, который извиваясь и цепляясь усиками или или или или , тянется вверх цветистыми стеблями

или

превращая невидимые геомантические линии белой бумаги в обычные видимые глазу строчки и образуя на них чудесные цветы

и даже экзотичные фрукты наподобие или . Ну как мог этот застывший балет одержать победу в битве за выживание с хрустально чистым фонтом Calibri или моим любимым благородным Arial Narrow с его индустриальной стерильностью? Однако формы этой письменной вышивки сохранились кое-где до наших дней, отливаемые вручную с помощью «паркеров» и «труссарди» горсткой еще не умерших пажей королевы, которая осталась только на картинах в бесконечном количестве дворцов и на покрытых пылью древностях, стоящих на полках со сказками и всем тем, что человечество в своей развивающейся деградации уже засунуло между листами этих сказок.

Сегодня этот шрифт свил клубок или гнездышко в моем почтовом ящике. Белый конверт с почти неразборчивой из-за каллиграфических завитушек надписью INVITATION – ПРИГЛАШЕНИЕ. От Алены и Реджи, ясное дело. Каждый год одно и то же. То ситцевая, то деревянная свадьба. Неужели они всегда будут мне напоминать, чего мне стоила регистрация их брака? Что я должна отмечать по случаю годовщины их свадьбы? Господи, какое все-таки отсутствие такта. Желаю вам мучительного развода!

С Аленой я познакомилась в первый год своей работы в качестве полицейской переводчицы. Из Лондона в наш и так уже лопающийся от огромного числа пришельцев всех цветов и размеров городок прислали еще дюжину постсоветских иммигрантов. Алена была женщиной более или менее моего возраста, и у нее сын одних лет с моим сыном. Она была матерью-одиночкой, а я только что стала замужней дамой. Она была выше меня, с ногами аж до подмышек и ТААААААКИМИ формами. Словом, имела чем вздохнуть и на что сесть. Что ж, зато я интеллигентная женщина, вот так!

Иммигрантам дали жилье, ваучеры на приобретение потребительских товаров, шампуней, сигарет и прочего. Все это в обмен на суровый запрет заниматься какой-либо оплачиваемой работой в течение полугода. Как будто не говорящие по-английски врач из Еревана и преподавательница квантовой механики из Минска тут же отберут ножницы у местных парикмахеров или будут напрягать мышцы в витрине боулингового клуба. Только через пять лет, когда сюда прибыла тьма поляков, и всю эту тьму шутя и незаметно поглотил наш рынок рабочей силы, стало понятно, какая ужасная несправедливость была допущена по отношению к этим тысячам иммигрантов, вынужденным бездельничать или от безысходности идти на преступление, вместо того чтобы получить какую-нибудь работу на благо нашего Острова.

Алена не сходила с ума от безделья. Я неофициально взяла ее на работу – убирать семь комнат нашей домины со всеми их окнами, выходящими на море. Договоренность предусматривала оплату наличными в сумме пять фунтов в час. Три часа в неделю по пятницам во вторую половину дня и иногда еще два часа по утрам на следующий день после вечеринок. На мой взгляд она была хорошей уборщицей. На взгляд Лысого Черепа она вообще была не нужна. Ведь ей нужно было платить. Он рассчитывал, что я сама буду убирать, и даже настаивал на этом. Предпринял пару попыток заставить меня, но получил не совсем вежливый отказ и предложение продать дом и купить другой поменьше, а разницу пустить на мелкие расходы. Ведь настоящее богатство – это богатство счастливо проведенного времени. Какой мне кайф от этих видов на море, если надо без перерыва мыть окна, через которые ими надлежит наслаждаться?