С чужого на свой и обратно. Записки переводчицы английской полиции

– Привет, Таня, помоги нам, пожалуйста.

– Конечно. А в чем дело?

– Мы высылаем мисс Алену в Москву самолетом, рейсом в 20.00. Мы должны найти ее сына. Спроси, пожалуйста, где он.

– Стив, но ведь у них есть разрешение от властей на заключение брака.

– Да черт с ним, с этим браком… Пусть потом женятся в Москве. У меня приказ о ее высылке из страны. Где ее сын?

Я делаю длинный доклад на тему депортации, но Стив меня прерывает:

– Где ее сын?

– Не торопись! Я обязана перевести все, что ты сказал. И вообще, я не знаю, каков мой статус? Ты берешь меня переводчицей под свою личную ответственность, несмотря на то, что я подруга задержанной? Или ты будешь искать другого переводчика, а я просто буду тебе помогать в частном порядке и без каких-либо обязательств, пока не появится этот другой переводчик?

Стив не может принять решения. Он хочет выслать двух человек самолетом в Москву через шесть часов, хочет получить похвалу от начальства, может быть, даже дополнительный день отпуска.

Я говорю Алене:

– Иди в несознанку с сыном? – Только интонация может меня выдать, поэтому я говорю вопросительными предложениями. – Валяй дурака и отвечай что хочешь, а я отфильтрую? Тут нет магнитофона, ОК?

– А где мои права человека?

Я настолько дурею от такой жуткой ахинеи, что поворачиваюсь к Стиву и спрашиваю его:

– Что?

– Что «что»? Что она сказала?

– Что делать, Стив? Вроде ее сын решил не приходить на регистрацию, потому что у него как раз экзамен в колледже, но он придет позже – на банкет.

Стив хватает висящую на ремешке радиостанцию.

Неужто он пойдет на то, чтобы отправить полицейских в колледж? Я же шепчу Алене:

– Заткнись, идиотка. Проснись же.

Мне хочется дать ей в морду. Встряхнуть. Пробраться через эти ее накрашенные глаза и оценить состояние испуганного, залитого адреналином мозга. Права человека? Кретинка. Здесь и сейчас, как везде и всегда, Германия 1938 года! Видишь этого типа из иммиграционной службы? Это гестаповец. Видишь этих вооруженных полицейских? Видишь за окном этот «черный воронок» с бешено вращающимся синим проблесковым маячком? Если не успеешь на рейс в 20.00, то попадешь в лагерь под названием «Эмиграционный центр» и останешься там безо всякой связи с окружающим миром. И, может быть, будешь там сидеть до следующего рейса в шесть утра завтрашнего дня, а может – в шесть утра через полгода, а то и через одиннадцать лет, как тот курдский беженец или другой Том Хэнкс.

Стив, конечно, понимает неадекватность моего перевода. Но найти кого-нибудь другого он не может. Тогда он решает перенести это представление в полицейский следственный изолятор, где есть магнитофоны. Там уже не пофильтруешь. Это вынуждает меня к решительным действиям. В тюрьму, так в тюрьму!

– Я поеду на машине мужа, – говорю.

– Поедешь с нами, – настаивает Стив.

Я усмехаюсь. Смотрю ему прямо в голубые фашистские глаза.

– Ты не мой муж, darling. А я вроде еще пока не задержана. Встретимся в изоляторе. Дорогу я знаю.

Выхожу из комнаты. Иду наверх к гостям. Объявляю им:

– В нарушение всех возможных прав человека Алену задержала иммиграционная служба. Езжайте все за нами в следственный изолятор. Звоните всем знакомым членам парламента, в газеты, куда только сможете. Позвоните ее сыну и спрячьте его где-нибудь, потому что только его отсутствие мешает немедленной депортации. Садитесь всей компанией в комнате ожидания и требуйте встречи с комиссаром. Скандальте!

Я говорю все это Реджи и его ближайшим друзьям, старым тори, которые до сих пор убеждены, что Индия и Австралия сильно жалеют о том, что больше не являются подданными Британской империи. Шок. Общий. У каждого свой.