С добрым утром, Марина

— Эх, неувязка какая! — посокрушался он и, присев на подоконник, спросил: — Скажи, а председатель в сильном недовольстве был, когда узнал про клубную пропажу?

— Ругал крепко. И за баян, и за выброшенные скамейки. Указания руководства, говорит, надо выполнять вовремя, иначе порядка не будет.

— Порядок он любит, это для него — первейшая статья.

— Бухгалтер Ипполит Ипполитович настаивал вычесть с меня за пропажу. Да пришла в контору Татьяна Ильинична Чугункова, запротестовала. Разве ж, сказала, так можно — сразу обухом по голове? Долго спорила, потом предложила вычесть стоимость баяна с нее, а не с меня. Но тут я не согласилась. Чего ради?.. Вот тогда председатель и решил звонить участковому милиционеру, чтоб тот занялся розыском ночных безобразников и баяна.

— И позвонил?

— Не успел. Как раз заявился Чудинов, из поездки вернулся. И сразу признался, что в клубе это он с дружками насвинячил. Выпили и занялись японской борьбой, дзюдо называется. И баян он взял. Чего бесполезно лежит в шкафу? Дома можно позаниматься когда захочется… Видели б вы председателя в те минуты! Досталось от него Илье, грозился товарищеский суд устроить. А узнал, что Чудинов привез цемент, трубы и другое для строительства, сразу смягчился. Но все равно предупредил: в наказание не отпустит в область на курсы баянистов. Илья такого не ожидал, ведь все уже было договорено в районе, мне Евгения Ивановна сообщила… Я и сказала Павлу Николаевичу: «Не имеете права культработу тормозить!» А он на меня лишь пальцем погрозил: «Не перегибай палку, Звонцова!» И знаете что? Приказал Ипполиту Ипполитовичу все-таки вычесть из моего заработка за пропажу скамеек. Я не стала возражать. Под горячую руку человек чего не сделает!..

Марине теперь казалось все это смешным, а тогда, в кабинете председателя, ей было, право же, не до смеха…

Делала она побелку вначале неровно, неумело, на стене образовывались полосы, но потом наловчилась, осмелела, рука ее стала двигаться размеренно, плавно, как у опытнейшей хозяйки. И было хорошо во время такой работы разговаривать. Ей очень хотелось спросить о Максиме, узнать, что он делает, где бывает, но слова вертелись на языке, а произнести их вслух она не могла. Да к тому же и дед Блажов почему-то смолк, нахмурился. Он поглядывал на девушку так, будто оценивал ее. Она нравилась ему своей деловитостью, готовностью услужить старшим, хоть и была очень молода, и теперь он думал о том, что хорошо бы вот такую отзывчивую, добрую в жены сыну. Ишь как приноровилась — рука летает ловко и быстро, словно голубка крылом взмахивает!..

— Вот чего, дочка! — вдруг соскочил с подоконника дед Блажов. — Не надрывайся тут одна. Я все-таки сбегаю к этим, к обещалкам нашим. Пущай идут помогать, раз договорились!

— Да я как-нибудь сама справлюсь, Григорий Федотыч! — откликнулась с лесенки Марина.

— Не перечь, милая, не перечь!

И дед Блажов ушел. Марина видела в окно, как он заспешил по улице, а возле трех кленов свернул во двор, где жила Люся Веревкина…

Первыми пришли в клуб молоденькие девушки из третьей бригады, с которыми Марина познакомилась еще месяц назад. Обе были светленькие, веселые, очень любили кино и мечтали стать тоже киномеханиками. Ту, что была коротко подстрижена, с хохолочком на лбу, звали Тосей, а другую, с толстой, тяжелой косой, — Галей. Они вбежали в зал запыхавшиеся, повертелись, покрутились и присели на стулья, чтобы хоть минутку поболтать перед тем, как взяться за побелку.

— Я только успела забежать домой за ведерком да перекусить на скорую руку! — сообщила Марине улыбчивая Тося с короткой прической.

— А я переоделась и следом! — дополнила, блестя глазами, Галя с толстой косой.

Перебивая друг друга, они стали расспрашивать Марину о том, какой будет в субботу кинофильм, затем, как не раз уж бывало, горячо и бестолково заспорили об артистах. Одна была поклонницей Жерара Филиппа, другая — Жана Марэ. Марина тоже не вытерпела и, присев на лесенке, позабыв о работе, стала расхваливать итальянских режиссеров за смелость и остроумие. Они трещали, как сороки, до тех пор, пока не пришла Люся Веревкина, в красной косынке, в долгополой материнской юбке, а за нею впорхнула, точно ласточка, молоденькая, непоседливая Лена Круглова. Вскоре появилась, тяжело дыша и отдуваясь, Лопатиха. Трое молодых парней в серых кепках вошли вслед за дедом Блажовым.

— Ну, теперь войско, кажись, собралось! — объявил он, довольный, вспотевший от ходьбы.

— Давно пора обновить нам клуб! — проговорила Люся Веревкина, осматриваясь, будто прежде никогда не заходила сюда.

Лопатиха молчала, прикидывая в уме, долго ли им придется провозиться с побелкой, потом прошлась по залу, молвила, как бы обращаясь к самой себе:

— Лиха беда — начало!

— А мы что? Мы готовы! — сказали разом Тося и Галя.

Парни взглянули на деда Блажова.

— А мы тут зачем понадобились? Побелкой пусть женская часть человеческого рода занимается.

— Вы тоже будете нужны! — поспешила сказать им Марина. — Поступаете в распоряжение Григория Федотыча.