С добрым утром, Марина

Заменив Шульпина на председательском посту, Павел Николаевич не почувствовал особой трудности в ведении хозяйства потому, что оно как-никак сложилось, набрало силу, все в нем сработалось, как в хорошем комбайне. От метелок он не отказался, да и нелепо было отказываться, но вместе с тем начал, как он любил говорить, налегать плечом на матушку-землю, удобрять ее всем, чем только можно — навозом, торфом, минеральными удобрениями, вводил новые сорта культур, здорово стала выручать в последние годы Мироновская-808, укрепил бригады толковыми людьми. Урожаи хоть и медленно, но поползли вверх; с кормами в колхозе по-прежнему обходились без особого напряжения. Ну, а про технику нечего и говорить: всякая машинная новинка появлялась прежде всего не где-нибудь, а в Гремякине.

Правда, молодежь после окончания школы и сейчас старается уехать на стройку, в дальние края, хоть к черту на кулички, лишь бы не жить в деревне. Что там чужие дети — собственный сын отказался от колхоза! Как ни ломал голову Павел Николаевич, так и не смог найти путей, чтобы приостановить этот процесс…

«Постой, как же не нашел? — прервал он свои раздумья, меняя позу. — Вот перестроим Гремякино, будут у нас баня, ателье, Дом культуры, проложим шоссе до автобусной остановки, соорудим водопровод, настоящие артисты к нам будут заглядывать, тогда и посмотрим. Посмотрим, как она закрутится, жизнь-то наша колхозная, деревенская!»

В последние два года Павел Николаевич не переставал доказывать гремякинцам, что помимо обычных дел — проведение сева, жатва, уборка урожая — у них должна быть и другая цель, которая направляла бы их усилия по определенному руслу. Ну вроде программа-минимум по обновлению Гремякина, застройке его новыми домами, улицами — нынче-то такая перестройка вполне возможна, позволяет экономика, лишь бы вдоволь было строительных материалов. Убеждал, убеждал и убедил-таки. Теперь-та его задумка не только на бумаге; теперь вон с утра, под дружный петушиный переклик, начинают работать строители из райцентра, возводят кирпичные стены бани и дома для специалистов…

«И ты думаешь, из благоустроенного Гремякина молодежь не побежит, останется в деревне? — спросил себя Павел Николаевич и тут же ответил, как уже отвечал не раз на такой вопрос: — Естественный отсев неизбежен, города и стройки растут, им нужны люди. А где их взять? Конечно, в колхозах. Но все-таки в хорошей, благоустроенной деревне осядут многие, в вынужденные бега не бросятся. Чего искать на стороне, если в родной деревне почти такие же бытовые условия, как и в городе? Да и труд колхозника облегчается, механизация заведена вовсю… А как же — к тому идет дело! Идет-то оно идет, только… Только кадры в Гремякине стареют, нехватка молодежи большая… Раньше как бывало? Казалось, дай вволю колхознику хлеба, молока, мяса, и деревня войдет в норму. Дали, а из нее все равно убегали. Потом решили сельского человека, особенно молодежь, техникой привлечь, хорошей специальностью. Тоже кадры уплывали, как только попадалась лучшая работа в городе. А теперь вот новая задача — быт, благоустройство, культура. Ну, перестроим Гремякино, поставим в каждом доме стиральную машину и холодильник, неужто молодые не будут покидать деревню?..»

Луч из щели окна вдруг погас, должно быть, облако закрыло солнце, полумрак в зале стал плотнее. Павел Николаевич откинулся на спинку стула, пошел глухой шумок, и опять наступила немая тишина. Вспомнив свою сегодняшнюю поездку в район, он криво усмехнулся, хотел было закурить, но не оказалось папирос. А мысли не обрывались, накатывали волна за волной:

«Да ты доживи, доживи до той поры, до того гремякинского рая! А куда ж я денусь? Куда?.. Ведерниковых на наш век хватит, многолики они. Да и недовольные тобой есть в колхозе, кому не угодил, отказал в чем-то, задел критикой… Вот и выходит, брат, что нетрудно сбить с копыток… Хотя дом, конечно, у меня от лукавого, пожить захотелось вольготно, а жить-то широко, с комфортом вроде бы рановато. Ты сначала людям дай возможность построиться, обзавестись всем необходимым, а потом можешь и о себе подумать. Сначала людям, затем себе. Это, брат, закон, а ты с ним не посчитался — вот и попал впросак».

Павел Николаевич так задумался, что не смог сообразить, сколько же прошло с той минуты, как он отвинтил болт на запасных клубных дверях и вошел в этот полумрачный зал. Час, два или больше?

Внезапно в будке киномеханика зажегся свет; яркий, стремительный поток лучей рванулся на сцену, осветил экран. Павел Николаевич догадался, что пришла Марина Звонцова и проверяет аппаратуру перед началом сеанса. Пожалуй, надо было уйти незамеченным, но девушка уже увидела через окошко одиноко сидящего человека, испуганно крикнула:

— Кто там? Как пробрались в зал?

Павел Николаевич не отозвался. Тогда Марина, покинув аппаратную, отомкнула дверь и, входя, потребовала строгим голосом клубного распорядителя:

— А ну-ка, товарищ, освободите зал! Кому говорят?